Ничего кроме правды

Я впервые всерьёз стал подумывать о проекте «воссоединение». Blue System начала раздражать меня, я спел к тому времени все баллады, все песни, сыграл всю музыку, и медленно, но верно иссякал. О Томасе я 9 лет ничего не слышал, кроме того, что после распада Modern Talking они с Норой ездили в Чили, Аргентину и Южную Африку, где выступали под нашими именами. Нора была Дитером, а Томас Томасом, они давали концерты перед шестидесятитысячной аудиторией. Но всё катилось к тому, что, в конце концов, им пришлось бы петь в каких–нибудь кафе за 2000 марок и перебиваться с хлеба на квас. Так рассказывали люди. По прошествии стольких лет, наша ссора казалась мне даже почти забавной. Время лечит, и теперь мне ужасно хотелось узнать, что же получилось из Томаса.

Признаюсь, мне было немного страшно, когда я поднял трубку, чтобы позвонить Томасу. Может, он скажет: «Что тебе нужно здесь, бродяга?», а может, просто положит трубку.

Томас поднял трубку: «Да?»

Я сказал: «Эй, Томас!»

Он: «А кто это?»

Я: «Это Дитер Болен.»

Он был удивлён: «Ого, привет!»

Причём его «Ого, привет!» звучало дружелюбно, легко и легкомысленно. Мы немного поболтали, а потом я прервал его на полуслове и сказал: «Послушай, пока мы не заболтались и не ушли от темы, хочу пригласить тебя к себе в Гамбург!»

Он приехал на виллу Розенгартен, причём — я чуть не рассмеялся — это был всё тот же старый Томас: он всё ещё ездил на Ягуаре, и когда садился на диван, то, как и раньше, подтягивал ноги к туловищу, в принципе, таким же образом садилась бы Марайа Керри.

Зато у него не было двух вещей — Норы и длинных волос. Томас без своего супер–пупер скальпа выглядел просто прекрасно. У меня сложилось хорошее мнение, когда я оглядел Томаса. Его тощие бёдра несколько располнели, мне подумалось: «Вот это настоящий Томас!» И вот что странно: расставшись много лет тому назад, мы не могли даже поглядеть друг другу в глаза, столько было между нами ненависти и агрессии. А теперь мы сидели рядом, и всё было легко и непринуждённо.

Мы проголодались, но не мог же я его накормить стряпнёй Наденьки! — мне вовсе не хотелось разрушать нашу дружбу через час после её воскрешения. Вот я и сказал ему: «Давай сходим в «Тысячелетнего», там подают отличный картофель фри». Клёвая лавочка, картошка, гуляш — и всё это за 11 марок.

Во время этого разговора я пришёл к убеждению, что споры на тему — кто прав? Кто виноват? — ни к чему не приведут. Лет десять назад я бы начал наезжать на Томаса: «Эй, скажи, ты с ума сошёл? Почему Нора ломала комедию? Почему нам пришлось отказаться от стольких телешоу, почему то, почему это?» Но за это время я стал старше и хитрее. Наше общение носило деликатный характер, мы за версту обходили щекотливые места, под негласным девизом: никаких стрессов больше!

Вместо старых мыслей в моей голове оформлялась одна, новая: «Да, верно! Собственно, мы могли бы ещё что–нибудь сделать вместе…» Вот и Томас сказал: «Да, почему бы и нет?» И после воссоединения за жареным картофелем в Хитфельде я позвонил шефу звукозаписывающей фирмы: «О'кей, я тут пораздумал, мы могли бы устроить comeback, но только если вы раздуете из этого целую историю, тогда мы сразу пойдём вверх!»

Под «пойдём вверх» мой приятель Энди подразумевал хит–парад с Уве Хюбнером. А я сказал: «Ну и дурак же ты! Уж если премьера, то только у Томаса Готтшалька!»

Долго локти не грызи, лучше Петера спроси. Если быть совсем точным, Петера Ангемера, моего старинного друга и одновременно тайное оружие пострашнее Джеймса Бонда в том, что касается выступлений на больших вечерних шоу. Петер — старейшина телепромоутеров, таких как он уже больше не существует. Кажется, процентов двадцать своей печени он загубил на всевозможных ужинах и за выпивкой в барах с владельцами всевозможных передач, пытаясь выбить для меня участие в шоу. В тот вечер он объезжал начальника отдела развлекательных программ ZDF Акселя Бейера. Мы часами заговаривали ему зубы — бу–бу–бу, как знахарки заговаривают бородавки. В конце концов, Бейер согласился, хоть и поставил свои условия: «Я хочу старые великие хиты» — сказал он.

А я: «Как это, старые великие хиты? Старые пластинки есть в каждом доме, это никого уже не интересует!» Я исходил из того, что мы с Томасом тихо–мирно пойдём в студию и запишем новые песни.

Но Бейер заартачился: «Нет, я этого не хочу, в первый раз вы должны выступить с попурри и спеть старые хиты номер один». В принципе, мы с Томасом должны были бы теперь целовать ему ноги, мы добились в 20 раз большего успеха, чем если бы просто записали альбом с новыми песнями.

И при расставании Бейер добавил: «Ваше выступление должно быть неожиданным. Если что–нибудь станет известно заранее, или мы услышим от кого–нибудь, что Modern Talking вновь существует, мы выкинем вас из программы».