Моей партнершей была депутат Верховного Совета, ивановская ткачиха Галя Чебухта, довольно аппетитная, крепкая, невысокая брюнетка с карими пустыми глазами и высокой прической.
Без платья она выглядела довольно сносно, и хотя вначале очень стеснялась, краснела и закатывала глаза, я все-таки разжег в ней потаенную страсть. Она отдавалась самозабвенно, подбрасывая меня и ржа, как крепкая калмыцкая лошадка. Я работал не за страх, а за совесть, даже не заметив, как Валюс сошел с дистанции, как Суслов махал платком, стараясь остановить меня. Я не слышал даже аплодисментов и очнулся только тогда, когда Леонид Ильич, отечески похлопывая меня по плечу и широко улыбаясь, громко сказал: «Хватит на сегодня, сынок. Вынимай!»
Он тепло пожал мне руку, поздравляя с победой, и торжественно добавил: «Будешь в Венеции защищать честь страны!»
***
Глядя через затемненные стекла правительственного ЗИМа, на мелькающие березки и заснеженные крыши дач, я думал о Венеции. Я представлял каналы, дома и дворцы, которые до этого видел только на картинках. Я еще не верил своему счастью.
Машина остановилась перед высокими воротами, и часовой подошел к водителю проверить документы. Меня привезли в закрытый санаторий для высших партийных чиновников, чтобы я набрался сил перед ответственным конкурсом в Венеции. Потом я ездил туда много раз, но первое впечатление было просто потрясающим. Это был бесплатный бордель с усиленным питанием. Меня кормили икрой, осетриной. Там я впервые попробовал суп из черепахи и жареного угря, тушенного в сметане. Именно там я узнал толк в еде и стал настоящим гурманом.
Весь обслуживающий персонал санатория состоял из очаровательных молодых мед-сестричек, готовых уступить мне по первому знаку и в любое время. «Держись в спортивной форме, – повторял Суслов, – побольше тренируйся, а главное хорошо кушай». И я твердо следовал его наставлениям.
Три месяца пролетели как одна минута. Я прожил их в раю, менял порой по двадцать любовниц в день, а иногда, остановившись на одной, увлекался каким-то ее особым талантом, чувствовал себя немного влюбленным, впадал в состояние полного самозабвения. И даже те два часа в день, которые я должен был проводить на уроке по теории, я не терял впустую.
Профессор сексологии Лев Владимирович Зац был не просто талантливым педагогом, его знание предмета и блестящее мастерство оратора открыли мне самые потаенные уголки философии секса. Меня потрясла его эрудиция. Он наизусть пересказывал главы из «Маркиза де Сада» и «Луки Мудищева», виртуозно трактуя самые ключевые детали. Это от него я впервые услышал загадочную кабалистическую легенду о таинственном острове, на котором жили хвостатые бляди. С его уроков я возвращался всегда в приподнятом настроении, готовый к бою.
Только политзанятия наводили на меня смертную тоску. Их проводила Валентина Железняк, строгая высокая женщина лет 35, с короткой стрижкой и глазами уссурийского тигра. Двубортный серый пиджак и черная юбка уродовали ее фигуру. Это было выше моих сил.
На третьем уроке не выдержав ее плотоядного взгляда, я закрыл историю партии, распластав Валентину на письменном столе. Она отдалась сосредоточенно, с большой сноровкой и знанием дела. Потом я с большим удовольствием штудировал ее предмет, и до сих пор с нежностью вспоминаю ее округлые ляжки, затянутые черными подвязками.
***
25 апреля 1969 года специальный самолет компании Аэрофлот произвел посадку в Венеции, и уже через час моторный катер с лакированным верхом причалил к служебному входу отеля Метрополь на Гранканале.
Прикрывая лица воротниками черных плащей, в отель без лишнего шума вошли шесть незнакомцев. Среди них был министр иностранных дел СССР, член политбюро Громыко и охрана из четырех человек. Шестым незнакомцем был скромный автор этих строк, ваш покорный слуга.
Он выглядел тогда гораздо моложе и свежее, хотя его лицо было закрыто черной маской согласно условиям конкурса. В его движениях чувствовалась уверенность и сила, он был неотразим.
Я был действительно в великолепной спортивной форме и рвался в бой, как арабский жеребец, но в эту ночь я долго не сомкнул глаз, любуясь отблесками луны на крышах дворцов и соборов, слушая песни гондольеров, и задремал только под утро, обессиленный игрой собственного воображения.
В 10 часов утра 26 апреля черная гондола с флагом Советского Союза причалила к парадным воротам фамильного замка маркиза Де Ла Сторце, обветшалые стены которого скорее напоминали старую гомельскую тюрьму.
По традиции конкурс проходил в Мавританском зале. Мой восполненный мозг сразу нарисовал картину невиданной роскоши: золотые канделябры, хрустальные люстры, экзотические цветы в огромных восточных вазах, резные кровати, покрытые красным шелком, и, конечно, изысканных куртизанок, источающих загадочные ароматы.
Так вот. Ничего подобного там не было.