Ничего, кроме счастья

На прогулке в Ботаническом саду на перевале Лотаре, среди арктически-холодных камней, мальчик сорвал цветок пушицы и тайком дал его Анне. Странный цветок с ватной головкой на длинном стебле. Принцесса тундры в миниатюре, ангелок. И тогда моя сестра произнесла целую фразу. Спасибо. А мальчик очень славно улыбнулся и ответил ей мне ты красивая.

Мы больше не были одни на свете. Отныне с нами был Тома.

Девяносто четыре цента

Таблетки никакого действия не возымели. Отец продолжал худеть. Его серое лицо стало восковым. Желтым, как церковная свеча. Поблекшая молитва. Боль уже прорывалась наружу, выходила, кровоточа, через анус, через горло, осколками толченого стекла. Ему было все труднее дышать. Руки его дрожали, роняя порой бутылочку за девяносто четыре цента, и пиво растекалось, словно пятно мочи на брюках. То было торжество безобразия. Одежда, пустая, повисшая мешком, являла собой оскорбление скукожившемуся телу. Я принес ему три новых костюма, трех разных размеров, один другого меньше. Он должен сохранять достоинство, прошептал я в ужасе. Жестокость недуга казалась безграничной.

Андре слышишь твой сын пришел он купил тебе одежки чтобы ты выглядел шикарно твой отец всегда выглядел шикарно даже в белом халате знаешь я наверно запала сначала на белый халат когда он работал у Лапшена ни дать ни взять настоящий доктор ты помнишь Лапшена какой он был умница твой отец а какой шутник мы все были от него без ума и когда ваша бедная мамочка уехала все надеялись что он когда-нибудь выберет ей замену вы с Анной были так малы нельзя расти без мамы никому нельзя а твоя сестренка Боже мой твоя сестренка и он выбрал меня поди знай почему поди знай почему.

Ты была добрая, слабым голосом проговорил мой отец.

Добрая. Я улыбнулся. Из доброты не рождается любовь. Из нее рождается дружба. Прогулка длиной в тридцать лет, не более того. Мой отец, наверно, никогда никого не любил, и среди всех несчастий, которыми он наградил меня, было, пожалуй, и это: неспособность быть любимым. Его самая большая слабость. Его, а теперь и наша самая большая слабость.

Папа, если ты хочешь поплавать на яхте по озеру Комо, пересечь Прованс на «бентли», попить «Шато Петрюс» 1961-го или 1990-го, это сейчас или никогда. Сейчас или никогда ты должен сказать это мне, ты должен сказать это нам. Ты имеешь право выбрать то, что ненадолго, ты имеешь право выбрать легкость, пусть будет превыше всего твое удовольствие, твой эгоизм, у тебя нет больше права сожалеть.

Жена моего отца отошла в сторону. Она плакала. Она не хотела, чтобы он видел ее горе, ее ужас при мысли, что она останется одна, уже завтра, быть может, завтра утром, с рассветом; ее страх вдруг лишиться всего.

Вот что тяжелее всего Антуан как представлю что останусь одна ведь не буду знать что произойдет через пятнадцать минут через пять минут даже через минуту когда он просит у меня фаршированный помидор плевательницу даже когда кашляет и стекло раздирает ему горло я чувствую себя такой живой такой ох как же мне грустно.

Всякая болезнь имеет неисчислимые побочные эффекты.

Если ты хочешь посмотреть альбомы близняшек, вновь увидеть Анн, это сейчас или никогда, папа. Его изъеденная ржавчиной ладонь легла на мою руку. Он с трудом дышал, а время шло. Да. Я хотел бы сделать еще кое-что. Отвести тебя к той маленькой англичанке, Патрицией, кажется, ее звали, да? А если ее отец вздумает нам перечить, у меня есть с собой пипеточка с пропановой кислотой. Это ж надо. Его улыбка походила на гримасу. Маленькая победа. Я плакал.

Почему, только теряя, мы встречаем наконец тех, кого нам так не хватало?

Ноль

Только через двенадцать дней я позвонил Натали. Каждый день я говорил себе: вот сейчас позвоню, нет, позвоню завтра.

Много лет назад, когда мы были в лагере в Альп-д’Юэз, я наконец получил письмо, которого так ждал. Письмо от Амандины П*. Нам едва сравнялось шестнадцать, взгляды искоса, лакомые гримаски; милое ребячество. Перед летними каникулами я предложил ей встречаться, и вот она наконец прислала мне ответ. Я спрятал конверт в карман в ожидании подходящего момента, чтобы вскрыть его, не спеша посмаковать ее слова, потому что это было, конечно же, любовное письмо, а любовные письма не опошляют чтением в шуме и гаме. Я ждал день, два; так прошла неделя. Ночами я вдыхал запах письма, и мне снились слова Амандины. Когда мои пальцы касались бумаги конверта, сердце частило в груди, я был счастлив, я ждал.

Однажды утром мы шли к горному приюту в долине Ла-Фар, чтобы отправиться в поход по району Альпет к озеру Милье, что в Ла-Фаре. Ночью прошел дождь, и воздух был на диво мягкий, как теплая ласка. В немыслимо синем небе, высоко-высоко, парили, точно в замедленной съемке, два орла. Анна и Тома шли впереди, чему-то смеялись, но я их не слышал. Это был идеальный момент. И тогда я вскрыл конверт и, дрожа, развернул сложенный листок.