Ничего личного. Книга 2

Амадео сжал кулаки так сильно, что ногти впились в ладони. Прикусил губу и почувствовал соленый привкус крови. Как же хотелось вскочить, схватить Лукаса за шею и ткнуть носом в судейский стол! Выбить из него признание и отправить гнить в тюрьму!

Но он сидел, не шевелясь, а брат продолжал обвинительную речь. Голос начал срываться, истеричные нотки рвались наружу, Лукас едва не захлебывался, с упоением доказывая, что такой мрази, как Амадео, не стоит жить на этом свете. И когда Амадео готов был вскочить и заорать на брата, чтобы прекратил лгать, тот замолк, переводя дыхание.

– Ваша честь, – наконец сипло проговорил он, отпив воды из стакана, любезно поданного ему. – Это чудовище не имеет права называть себя моим братом. Он нагло воспользовался добротой моего отца и хладнокровно убил его из-за наследства.

В глазах у Амадео потемнело от ярости. Он поднялся со своего места, сжимая кулаки, однако Люсиль Муэрте положила руку ему на плечо.

– Сядь, – процедила она сквозь стиснутые зубы. – Сделаешь только хуже.

– Ваша честь. – Обвинение в лице толстоногого коротышки по имени Маркус Брайнде прогуливалось по залу. – Думаю, всем очевидно, что Кристофа Солитарио сгубила его же доброта. Он приютил несчастного мальчика, не зная, что тот рано или поздно воткнет ему в спину нож.

– Я протестую, ваша честь, – вмешалась Люсиль. – Это домыслы обвинения, вина моего подзащитного еще не…

– Доказана, мисс Муэрте, еще как доказана. – Брайнде листал записи. – На пузырьке из-под яда обнаружены его отпечатки, у нас есть показания свидетелей, а также семейного врача, что после перенесенной болезни Кристоф Солитарио соглашался принимать пищу лишь после уговоров младшего сына. Более никому, даже его домоправительнице, не удавалось заставить его. Этим и воспользовался подсудимый, чтобы дать ему яд.

– Это ложь, – отрезала Люсиль.

– Это неоспоримые доказательства!

– Прекратить! – рявкнул судья, грохнув молотком по столу. – Суд удаляется на совещание.

– Мы прорвемся, – шепнула Люсиль, садясь рядом. – Не переживай.

Амадео не ответил.

Йохан стоял, прислонившись к стене, и курил. Козырек бейсболки опущен на глаза, воротник поднят. Таковы инструкции от Ксавьера Санторо. У дверей здания напротив толпились журналисты, готовили оборудование, проверяли микрофоны. Внутрь их не пускали. Скоро должен был закончиться судебный процесс, о котором говорил Санторо. Тогда же и выяснится, сколько времени это займет.

Само дело дурно пахнет и дорогого стоит. Но надо потребовать гарантии, иначе его запросто могут кинуть. Эти богатеи очень не любят расставаться со своими денежками. До сих пор настораживало, что Санторо так и не назвал конкретную сумму.

Но Йохану требовались деньги. Век профессионального бойца короток, да и опасен – можно запросто получить травму, после которой нельзя будет выйти на ринг. И если уж представилась возможность, почему ее не использовать?

Перед ним остановился автомобиль, загородив вход в суд. Черный, стекла тонированы. Кажется, «мерседес».

– Садись, Йохан, – произнес Ксавьер, открыв дверцу.

– К чему такие предосторожности? – спросил он, приземляясь рядом. – Будто из меня и правда преступника делать собрались.

– Так и есть. – Ксавьер передал парню папку. – Твое дело. Прочти внимательно, там все расписано.

Йохан пролистал документы. Убийство по неосторожности, во время боя слишком сильно засветил противнику, а тот умер от кровоизлияния в мозг. Вполне подходит и не вызовет подозрений. Он уже успел достаточно прославиться как боец, такой исход вполне возможен.

– А что инкриминируют тому типу? – Он мотнул головой в сторону суда.

– Убийство. Срок станет известен через несколько минут, – Ксавьер взглянул на часы. – Вы будете в одной камере, я об этом уже позаботился.

Йохан лениво водил глазами по страницам. Проще не бывает, преступление ему выбрали самое очевидное, даже выдумывать ничего не надо. Только держаться этой версии, и тот парень ничего не заподозрит.

Толпа журналистов у входа в здание суда пришла в движение. Ксавьер чуть опустил тонированное стекло.

– Его выводят.

Йохан с интересом вытянул шею, пытаясь разглядеть виновника.

На крыльце появился высокий молодой человек. Его тут же обступила толпа журналистов и фотографов, но охрана быстро заставила их отступить. Лицо застывшее, словно маска, хоть и очень красивое. Он тряхнул волосами, едва прикрывающими уши, и спустился по ступенькам, глядя прямо перед собой, будто не было вокруг этой беснующейся толпы, щелкающей фотокамерами, выкрикивающей обвинения. Когда стервятники чуть расступились, пропуская полицейский автомобиль, который должен был доставить заключенного в тюрьму, Йохан успел увидеть скованные наручниками запястья.

Зазвонил телефон Ксавьера, и Йохан вздрогнул.

– Да, Люсиль. Хорошо. Ты сделала все, что могла. Спасибо.

– И сколько ему дали? – спросил Йохан, когда Санторо закончил разговор.

Ксавьер чиркнул зажигалкой и уставился сквозь тонированное окно в противоположную сторону от суда. На губах играла довольная улыбка.

– Четыре года. Без права досрочного освобождения.

– Имя и фамилия?

– Амадео Солитарио.