— Покушение на убийство. — Виктор представил, как запихнет малолетнюю идиотку в «обезьянник» с бомжихами, и эта картина согрела его сердце. — Эту барышню я отлично знаю, и посадить ее мне доставит огромное удовольствие. Это двоюродная племянница моей жены. Гадкая девка — злобная и тупая, как сапог. Ну, насидится теперь, я…
— Послушайте, Виктор, — Никита тронул полицейского за плечо. — Ничего же не случилось, не надо ее сажать. Бога ради, ей же лет семнадцать?
— Девятнадцать. — Виктор ухмыльнулся. — Я из нее душу выну, вот увидишь. Я… Никита, дай-ка свой телефон, мне позвонить надо, а деньги, как на грех, закончились.
Никита протянул Виктору телефон. Когда он думает о зеленой змее, притаившейся в корзине для бумаг, то понимает, что корзину придется вынести, потому что всякий раз, протягивая руку, чтобы выбросить ненужные бумажки, он будет представлять там эту проклятую змею и ему будет казаться, что она до сих пор там. Или она вообще была не одна, и одну-то поймали, а вторая до сих пор сидит в кабинете, затаилась и ждет.
Но он понимает и то, что ни одна живая душа не должна узнать об этих его страхах.
Виктор вернул ему сотовый, и Никита машинально спрятал его в карман. Нужно ехать к матери в больницу, а потом домой. После пережитого ему очень хочется спать.
— Езжай домой, Никита. — Виктор уже несколько минут наблюдает, как Никита делает вид, что ничего особенного не случилось. — А мы поедем в управление, дел полно.
«Вот умеет человек сохранять невозмутимый вид. — Виктор почти с завистью смотрит на Никиту. — Ведь испугался он до смерти, а поди ж ты! Как будто ничего не случилось, говорит, улыбается… Надо попробовать так когда-нибудь».
Зазвонил сотовый, и Виктор с надеждой взглянул на номер, но звонила не Раиса, номер незнакомый.
Виктор не любил звонков с незнакомых номеров, но при его работе отвечать на такие звонки все равно приходилось.
Что хотел сказать незнакомец, Виктор понял далеко не сразу. Просто не хотел этого слышать и понимать. Даже вытянул руку с телефоном, словно это ядовитая змея, невесть как оказавшаяся в руке. Но незнакомец был настойчив и требовал немедленно прибыть в управление.
— Я все понял, сейчас буду.
Семенов понял, что случилось что-то очень скверное. Он никогда не видел Виктора Васильева в таком состоянии, и у него только один раз было такое лицо — когда его друга и напарника Дэна Реутова почти убил залетный убийца.
Но сейчас Реутов далеко, увез свою знаменитую жену куда-то в теплые страны, а стало быть…
— Кто?
— Михалыча убили.
Семенов слышит слова, но смысл их его сознание отторгает. Бережного он знал столько, сколько работал в полиции, а это без малого двенадцать лет. И он еще зеленым салагой затвердил накрепко, что Бережной — человек справедливый, честный и абсолютно профессиональный. Все уважительно и по-доброму звали начальника Михалычем, и все знали, что к нему можно было прийти в любом затруднительном случае, и он всегда помогал — если не делом, то хорошим советом. Дверь его кабинета была всегда открыта как для старых следаков, так и для неопытных оперов.
И теперь Виктор говорит, что его убили.
Михалыч не мог умереть, это какая-то ошибка. Он только жить начал — женился, дочку завел, он был счастлив, и они все радовались за него. И он, занимая высокую должность, создал их команду, которая распутывала самые, казалось бы, безнадежные дела, в которых непонятно было, за что и взяться. И Семенов был страшно горд, что состоит в этой команде, хотя знал, что другие полицейские косятся на них и болтают за спиной разное. Но работа была настоящая. И Семенов понимал, что шанс поработать с таким человеком, как Бережной, перенять его опыт, выпадает, может, раз в жизни.
А теперь, похоже, из полиции им всем придется уйти.
Но это ничто в сравнении с тем, что Бережного больше нет.
— Едем. — Виктор посмотрел на Никиту. — Давай с нами, некогда мне тебя сейчас опрашивать, и людей свободных нет. Но ты мне будешь нужен, так что поедешь с нами.
— У меня машина тут.
— Оставь, никто с вашей стоянки не украдет, камеры кругом.
Виктор понимает, что нужно держаться и нужно позвонить Дэну, а самое ужасное — как сказать жене Бережного… но все равно Виктор ощущает, что его сознание не пропускает эту мысль, не желает признавать.
Бережной не мог погибнуть, не такой он человек.
17
— Жалко Михалыча.
Голос Виктор узнал — это дежурный, сидящий сегодня на телефонах. Виктор обладал хорошей памятью на голоса, и если раньше, еще в молодости, иногда мог забыть лицо, то звуки он запоминал накрепко, и голос дежурного сержанта знал отлично.
— Жалко, — второй — молодой опер, несколько лет работающий в одном из отделов, иногда Виктор встречал его в здании управления полиции. — Хороший был мужик, справедливый и честный, таких теперь нет. При нем работалось отлично — я, знаешь, не из тех, кто любит совестью поторговать или там задержанного попинать, а он эти качества в сотрудниках очень ценил. А теперь кто знает, как оно будет… пришлют какого-то хапугу-беспредельщика, и опять начнется свистопляска…