Ничего невозможного

Четырнадцать лет назад эрройя прислали своих переговорщиков буквально накануне начала вторжения. Что-то подобное Росс предполагал, опираясь на донесения своей разведки. Коренные жители Арра не собирались воевать с родственным народом. Напротив, приветствовали воссоединение с Эльлором. Поэтому главнокомандующий заблаговременно приказал предупредить все посты и разъезды, чтобы послов от эрройя без промедления доставили в его штаб, не чиня препятствий.

Когда же четверо степенных мужчин, одетых в куртки и штаны из прекрасно выделанной кожи, в меховых шапках, предстали перед маршалом, то удивление оказалось взаимным. Будь Джевидж более загорелым и отрасти его вороная шевелюра до самых плеч, лицом к лицу не отличить от эрройя. Одни и те же выдающиеся, часто крючковатые носы, тяжелые подбородки, резкие черты, глубоко посаженные глаза, словно… отражение в зеркале.

Надо ли дивиться тому, что эрройя сразу же приняли маршала за своего.

— Старая кровь, — кратко пояснил причину необыкновенного сходства самый молодой из послов — сорокалетний Скала. — Очень старая кровь в роду. Почти все ушли в Арр, но кто-то остался.

Росс принял факт родства с эрройя как еще одно удачное стечение обстоятельств, очередной подарок судьбы. Когда во главе воинства стоит далекий родич по крови, аборигены будут лояльны вдвойне.

И вот новая встреча. Высокая крепкая женщина по имени Подарок — по виду родная сестра Джевиджа. Только глаза темно- карие да округлые, не свойственные мужчине формы тела.

Теперь-то Фэйм осознала, в чем загвоздка, почему Росс так архаично смотрится во фраке или в дорогом костюме. Нарядить его в куртку из лошадиной шкуры шерстью наружу, перепоясать ярким кушаком и повязать голову черным платком — и глаз от лихого степняка не отвести.

— Здравствуй, эрройна.

Но Подарок безмолвно таращилась на вороненка, мертвой хваткой вцепившегося когтями в Джевиджево плечо. Словно птица ей была давно знакома и увидеть ее сидящей на плече у пришлого эльлорца все равно что лицезреть восход солнца с западной стороны горизонта.

Фэйм уж было решила, что они с Россом каким-то образом умудрились нарушить местные религиозные запреты:

— Птица сама к нам прилетела, честное слово.

И тогда эрройна быстро-быстро залопотала что-то на своем языке, застрекотала, будто перепуганная сорока. За много столетий язык их общих предков изменился до неузнаваемости, остались только общие корни да строение предложений. Но в яростной скороговорке чуткое ухо Фэймрил несколько раз услышало… «Диан» и «мальчик».

В таких случаях в романах принято говорить: «От волнения у нее едва не остановилось сердце», и Фэйм всегда считала это сравнение слегка преувеличенным. До этого момента.

Леди Джевидж крепко сжала руку мужа в своей мелко дрожащей ладони.

— Диан? Вы сказали — Диан?! Вы его видели?

Удивительно, но язык не отказался слушаться, и вышло очень спокойно.

«Только не кричать! Не кричать и не умолять!»

— Это его вороненок.

Фэйм метнула полубезумный взгляд на Росса: «Она знает! Пусть она скажет!»

Бывший маршал решительно отодвинул супругу в сторону и грозовой тучей навис над эрройной.

— Где мой сын? — спросил он. — Где Диан?

— У каси, конечно, — без доли смущения сообщила Подарок на чистейшем эльлорском.

В канун зимы ночь над Арром — Последней землей — темна и непроглядна. Проще простого заблудиться во мраке ее, за шелестом жестких степных трав не слышно шагов, и свист ветра заглушает человеческие голоса. В такую ночь надо сидеть возле костра, потягивая горячее вино с душистыми травами, чтобы по правую руку лежала заряженная винтовка, а левый бок согревало женское плечо. И чтобы побратим тихонько напевал эро-сказание. «Тысяча лиц» — вполне подойдет. Глядишь, дойдет повесть и до твоего славного предка-пращура.