Ничего себе Россия

Видимо, для правильного восприятия картины «Изобрал«ая жертву» нужен особый контекст. Если русскоязычный россиянин забежал после работы в кино посмотреть этот фильм, то он в лучшем случае пожмет плечами. Развлечься ему не удастся (нет ни захватывающего сюжета, ни красивых женщин, ни пейзажей, ни трюков), воспарить духом и задуматься о смысле жизни тоже не полу чится (в картине ни мыслей о жизни, ни правды быта нет). А вот если смотреть «Изображая жертву», как смотрело жюри «Кинотавра» - после убедительного завтрака, под плеск Черного моря, или, подобно анонимному жюри Римского фестиваля, попивая винцо под сенью Вечного города, то, очевидно, наступает некий резонанс. Видимо, на сытую душу, в обстановке покоя и безделья, все происходящее в картине веселит и забавляет. Ну, бесятся, корчатся и матерятся некоторое недолгое время на экране какие-то уроды - еще глупее, гаже и бессмысленнее, чем ты сам. Приятно посмотреть!

Так ли это? Или нет? В следующей статье мы продолжим разгадывать «тайну Кирилла Серебренникова»…

ТАЙНА Г-НА СЕРЕБРЕННИКОВА РАСКРЫТА

I

В течение октября на сцене тегггра «Современник» шли премьерные спектакли под названием «Антоний amp; Клеопатра. Версия» - новый шедевр режиссера К. Серебренникова- Посмотрев его, я убедилась: тайна г-на Серебренникова раскрыта.

«Антоний amp; Клеопатра», как сообщено на афише - это пьеса О. Богаева и К. Серебренникова но мотивам У. Шекспира. Согласиться с этим трудно. Насколько можно было понять из дурного балагана, мельтешившего на сцене, перед зрителем предстает дайджест именно пьесы У Шекспира (в переводе то М. Донского, то О. Сороки), с основным составом тех же действующих лиц, с тем лее сголсе-том и массивом шекспировских белых стихов, ко торые извергаются из уст актеров, как плохо переваренная пища.

Правда, иногда в пьесу вставлены кусочки какой-то отсебятины, с использованием вульгарной лексики («шлюха», «член» и тому подобное) - это, видимо, и есть плоды трудов Богаева и Серебренникова. Новая версия шекспировской трагедии состоит в том, что предельно ясная, великолепно сделанная пьеса, от сокращений и бессмысленных вставок кажется каким-то бредом непонятно о чем.

Пытаясь постигнуть этот бред, критики нагрузили спектакль собственными домыслами, приписав ему антиисламский пафос и античеченские настроения. Ничего подобного режиссер, разумеется, не имел в виду. Если враг Цезаря, Секст Помпеи, появляется у него на экране, стилизованный под 4d ченского полевого командира, с автоматом, в камуфляже и с характерным акцентом, то это происходит оттого лишь, что Серебренников не знает и знать не хочет, кто такой Секст Помпеи, почему он воюет с Римом, и вообще что происходит в пьесе Шекспира. Ему нужно хоть как-то оформить происходящее на сцене, вот он и берет самую расхожую, всем знакомую картинку: террорист в камуфляже. Если нужно представить образ государства, берется такая же современная картинка: люди в пиджаках, и среди них «Цезарь» (Иван Сте-бунов) - маленький механический человечек, чья манера речи слегка, чуть-чуть пародирует путинскую. Это зрителю известно, понятно. А что такое Рим и Египет - надо объяснять, искать образы, соображать. А соображать нынче в театре особо никому не охота - ни творцам, ни зрителям.

В начале спектакля появляется персонаж по имени Предсказатель. Он есть у Шекспира, но здесь это очень противная фигура: лысый, гундосящий и воющий, на костылях, со сдвинутыми коленками и вдобавок - между ног у него огромная сарделька, перевязанная веревочкой и подвешенная к шее. Зритель, конечно, хихикает. После того, как трюк сделан, сарделька убирается в штаны, и Предсказатель два действия ковыляет, вихляясь, просто так, без слов, для увеличения общего количества омерзительности. Таков и общий стиль постановки - небольшое количество трюков, паузы между которыми заполнены какими-то бессмысленными корчами.

Рим, Египет, исторический колорит, прекрасная, всегда имевшая успех пьеса - казалось бы, вот отличная материя, которой можно прикрыть профессиональные огрехи. Но режиссер ничем не желает прикрываться. Он бесстрашен!

Антоний (Сергей Шакуров) и Клеопатра (Чулпан Хаматова) вроде как изображают страсть, извиваясь в объятиях, а на голой спине Антония даже, для убедительности, прочерчены три красные полоски (вот как любит царица в пылу страсти), которые потом слуга заклеивает пластырем. Но герои не видят, не слышат, не чувствуют друг друга, между ними ничего не происходит. В бодром меха-I ническом темпе молотят белые стихи, иногда переодеваясь. (Наиболее удачен «египетский прикид» Хаматовой, когда на ней классический парик с черной челкой и шальвары.) У них нет характеров, всю роль актеры проводят на одной краске -Шакуров на привычном мужественном хрипе, Ха героев и любви их нет, с какой целью поставлена пьеса, где герои и любовь их есть?