Ничей

— Ну, и зачем ты этого деятеля взбесил? Он теперь ведь не успокоится, — Семён Маркович укоризненно смотрел на меня.

— Побесится и успокоится, не переживайте, — ответил я. — Думаете, он кому-то нужен?

— Всё-таки зам.

— Такого зама завтра же выгонят, если указание поступит.

— Это верно, конечно. Перебежчиков нигде не любят, — Домашевский вздохнул. — Но ты всё равно круто берешь.

— А не надо на меня свои проблемы перекладывать. Он по частоте упоминаний в СМИ вторым идет, после спикера, — заметил я. — Это как, само собой случилось, без участия пресс-службы и вашего покорного слуги?

— Может, перестарались?

— Без согласия свыше ничего не делали. А что, уже многие про нашу беседу с Жуликовым говорят?

— Говорят отдельные трудящиеся.

— Быстро слух расходится. Вас Шарохин-то нашел?

— Шарохин зря волну поднимает! — Семён Маркович беспокойно задвигался на стуле. — Я же ему сказал: всё верну. И проценты верну — но не те грабительские, которые он хочет! Я знаю, кто его накручивает…

— Можно, Алексей Николаевич? — не дожидаясь ответа, в кабинет уже влетела Алина Вениаминовна.

— Конечно, можно, — радушно улыбнулся я.

— Семён Маркович, мы тут посекретничаем, да? Спасибо, — тоже не дожидаясь ответа, зачастила Тарарыкина.

— Да, я пойду, пожалуй, — закряхтел Семён Маркович, поднимаясь.

Алина Вениаминовна проводила его кислым взглядом и сама притворила дверь.

— Зря вы с Домашевским общаетесь. Озлобленный он человек, тяжелый, — обронила она вскользь.

Я сделал вид, что временно оглох, и выжидающе посмотрел на нее.

— Алексей Николаевич, надо обеспечить освещение конкурса. Ростислав был у вас?

— Был еще вчера. Виталий Иванович говорил об этом раньше. Сделаем.

— Сделайте, Алексей Николаевич. Это важно.

— Особые пожелания будут?

— Ну, какие особые пожелания? Вы профессионал, сами всё знаете.

Я кивнул.

— А договоры на следующий год Виталий Иванович уже подписал?

— Да, Алина Вениаминовна. Подписал.

— Там с «Канцелярской правдой» всё нормально?

Службой рекламы «Канцелярской правды» руководила сестра Алины Вениаминовны — по манерам и ухваткам точная копия народной избранницы. С каждого договора об освещении деятельности парламента она имела свой бонус.

— Нормально. Не обидели.

— Вот и хорошо. Тогда я пойду, мне еще к лекции подготовиться надо, — заспешила Тарарыкина.

— Диссертацию когда обмывать будем, Алина Вениаминовна? — спросил я вдогон.

— Какую диссертацию? — стушевалась она.

— Вашу. Как же в наше время без диссертации?

— Ой, что вы! Я об этом даже не думаю, — махнула рукой Тарарыкина.

Пользуясь тактической паузой, я выудил из кармана ключ и отомкнул ящик стола. Служебная записка была на месте, но мне показалось, что большой красный маркер лежал не там, где я его вчера оставил. Я повертел лист бумаги в руках, внимательно изучил его на свет. Никаких следов, понятное дело, на нем не обнаружилось.

«Так, знаете, до паранойи недалеко», — подумал я и позвонил в первую приемную. Ответила мне на этот раз Алевтина Викторовна. Выяснилось, что Виталий Иванович побыл у себя лишь минут десять и уехал в администрацию. Рвалась к нему толпа желающих, включая разных депутатов, но все напрасно. В такой обстановке о личной аудиенции мечтать не приходилось.

— Алексей Николаевич, а что у вас, важное? — спросила Алевтина Викторовна.

— Служебка, — немного поколебавшись, ответил я.

— Если очень надо, вы занесите и оставьте у него на столе, на видном месте, — посоветовала она. — А я ему скажу, как только он придет.

Видимо, я долго размышлял, прежде чем решиться, потому что Алевтина Викторовна добавила:

— Вы не думайте, я читать не буду.

Иного способа оперативно донести свое мнение до спикера, наверное, не было. Конечно, я понимал, что Алевтина Викторовна тоже не с дуба упала в аппарат. Кому она доложит о моей бумаге, оставалось только гадать. «А пошли они все!» — чуть не сказал я вслух, но секретарше ответил:

— Занесу.

Пошел и занес, повторяя про себя тезис о том, что лучше сделать и пожалеть, чем не сделать и пожалеть. Дверь своего кабинета я отпирал в темпе, потому что внутри разрывалась «вертушка». Звонила мне Татьяна Эрастовна из главного областного штаба «Ядрёной России». Вопрос был наиважнейший: она в очередной раз попросила не забывать указывать в наших публикациях фракционную принадлежность депутатов — особенно, если речь велась о богоугодных делах. Татьяна Эрастовна при этом ссылалась на партайгеноссе Митрофанычева. Я дал понять, что в моем лице партайгеноссе Митрофанычев может видеть надежного союзника, и тепло простился с собеседницей.

Эстафету у «вертушки» подхватил мобильник.

— Свинья ты, — раздался знакомый женский голос. — Мог бы перезвонить со вчерашнего утра!

Мне стало неловко.

— Да тут проблем целый воз, — попытался я оправдаться. — Кручусь, как белка в колесе.

— Не белка ты, а свинья. Мерзкая и жирная.

— Не такая и жирная вовсе…

— Жирная и наглая! И не спорь со мной!