Я вскинула руки и обняла Яна за шею, всхлипывая от нахлынувшего чувства безмерной благодарности, от какого-то облегчения и надежды, что все еще может как-то быть иначе… О Барском я порыдаю потом, потом буду выть и корчится от боли. Потом буду ненавидеть его и умирать от этой ненависти.
— Спасибооо
— Да пока не за что. Пристегнись и попей воды.
Потянулась за водой и в этот момент Ян со всех сил крутанул руль и надавил на тормоза. Это было стремительно быстр. Настолько быстро, что я не успела понять, что происходит, как нас обоих уже вытаскивали из машины. Два джипа заблокировали маленькую машинку Яна с двух сторон. И я поняла… что все обнаружено, что Барский догнал меня и… и ничего не получится. Как сквозь туман смотрела на скорчившегося на земле Яна, которого били ногами, а меня тащили к машине.
— Отпустите! Отпустите меня немедленно! Неееет!
Я кричала и тянула руки к парню, с ужасом понимая, что его могут, как Барата забить до смерти. Выкрутилась в руках одного из охранников и схватила за шиворот.
— Я сама пойду. Прекратите его бить… прекратите или я скажу, что вы меня лапали, что вы лезли мне в трусы. Он вам руки отрубит и слушать дважды не станет. Закончите, как и все остальные, от кого я избавилась! Отпустите его… Слышите? Я сама пойду, самаааа!
Лицо ублюдка, тащившего меня к джипу, вытянулось и в глазах промелькнул животный ужас. Ага! Значит знает, что я не лгу. Знает, как плохо кончили его дружки, которые просто не так на меня посмотрели. Не знает только одного — Барскому уже все равно. Его не волнует старая и ненужная игрушка.
— Эй! Хватит! С него достаточно. Тём, коленки ему перебей, чтоб надолго запомнил, как бегать и скорую вызови. Ты… скажешь в аварию попал, ясно? Тебе передали, если болтать будешь все ваши забегаловки на хер спалят, а брата твоего упекут пожизненно и очко в тюряге порвут. Во все дыры его натягивать будут. Понял? Ни один бизнес в этом городе не откроете. По миру вас пустят. Чем там твоя мать больна? Диабетом? Ни в одной аптеке лекарства не купите!
Я слышала это сквозь сильнейшую пульсацию в висках и адскую слабость. Крик Яна и глухие два удара. Меня швырнули в машину и джип сорвался с места.
И мне стало по-настоящему страшно… от безысходности хотелось взвыть. Достала сотовый и набрала номер Барского. Сработал автоответчик.
«Если ты это сделаешь я убью себя. Я перережу себе горло. Я буду ненавидеть каждую букву твоего имени. Пожалуйста, не надооо. Ну не надо. Пожалееей нас. Дай мне уйти. Захар… я ведь так люблю тебя… люблю тебя. Не убивай. Он маленький, такой маленький».
Зарыдала навзрыд, сжимая сотовый в руках и уткнувшись лицом в холодное стекло. Не сжалится он, я знала. Нет в нем жалости. Он не умеет любить. Он сам сказал. Просить его все равно что молиться истуканам. Нет в этом человеке ничего святого.
Меня вели по коридорам больницы, оформляли, тыкали мне в вены иголками и что-то записывали. Потом повели на УЗИ. А я мимо столика проходила и увмдела там инструменты под марлей на подносе. Взгляд зацепился, и я дальше пошла. Улеглась на кушетку, как под каким-то гипнозом.
Как насмешка… как самое дикое издевательство… я слышала сердцебиение ребенка, слышала, как врач говорил, что ему сейчас девять недель и он совершенно здоров.
— Один живой эмбрион. КТР двадцать миллиметров*1, ЧСС примерно 175–180*2. Без видимых патологий.
— Андрей Сергеевич, так можно не чистить попробовать медикаментозно. Выкинет сама. Не так травматично для здоровья. И нам меньше возни.
Они говорили обо мне и моем малыше, как о неодушевленных предметах. Распоряжались нашими жизнями.
— Есения, — врач обратился ко мне, — мы хотим, как можно меньше вмешиваться и лезть в ваш организм. Вам дадут таблетки вы их примете, через несколько часов случится самопроизвольный выкидыш. Это будет практически безболезненно. В любом случае вам дадут обезболивающее.
Я смотрела на него сквозь туман и слезы. Мне казалось со мной говорит какой-то робот. Бездушная тварь, как и тот, что ему отдал приказы.
— Я не буду ничего пить, — тихо сказала и ощутила, как темнеет перед глазами. — Я НЕ БУДУ НИЧЕГО ПИТЬ! ВЫ СЛЫШАЛИ? Не будууу!
У меня началась истерика, и я толкнула врача обеими руками, вскочила с кушетки и швырнула на пол стул, перевернула стол с инструментами, хватая с него скальпель дрожащими пальцами.
— Вы ко мне не приблизитесь. Ни на шаг. Ни на миллиметр. Никто из вас не подойдет ко мне и к моему ребенку. Я вам не дамся. Себя порежу и вас всех. Ублюдки!
Размахивая скальпелем, я прижалась к стене, дрожа всем телом. Медсестра взвизгнула и бросилась к двери, доставая сотовый телефон.
— Есения, — врач выставил руки вперед, — я понимаю, что у вас стресс, беременность — это всплеск гормонов. Все пройдет наилучшим образом. Вам не надо бояться.
Он сделал шаг ко мне, а я махнула рукой и лезвие царапнуло его по тыльной стороне ладони. Это тут же отрезвило, и он отшатнулся с ошалевшим выражением лица.