Ничей

Куст, казалось, даже не дрогнул, но в воздухе заискрились снежинки, осыпавшиеся с концов веток. Алексей лишь крепче прижал приклад к плечу… Треск под ногами прозвучал в тишине, как выстрел. Неровно смерзшийся лед раскололся окончательно, и в падении он лишь успел увидеть вдруг появившееся за кустом смазанное темное пятно да переложить карабин поперек пролома, пытаясь удержаться, нащупать хоть какую-то опору. Опора нашла его сама, резко и болезненно ударив в подошву правого ботинка, что-то с хрустом переломилось под левой ногой — лишь бы не сама нога! — и Алексей понял, что до дна этого сугроба не долетел, врезавшись в куст и невидимый в глубине пенек. Инстинктивно рванулся наверх из холодного, сковывающего движения снега, но что-то не пускало, зацепив рюкзак, лямки врезались в тело и не позволяли выбраться. Он попытался раскопать где-то внизу нож, чтобы разрезать их, но в этот момент зрение, наконец, настроилось на новый объект на краю небольшой поляны.

При свете дня глаза волка не отливали красным, были просто черными из-за расширенных зрачков. Повернувшийся всем корпусом, разглядывающий добычу зверь казался огромным, особенно снизу, и будто задевал сейчас боком не куст, а чуть ли не ветви деревьев. Темно-серая морда со светлой опушкой тоже обрела на миг озадаченное выражение: а куда подевалась еда?! Но при виде едва шевелящегося человека в снежном плену растерянность сменилась довольной зубастой улыбкой. Клыки длиннее пальца, прижатые уши и вставшая торчком шерсть на загривке никак не выглядели миролюбивым приветствием. Алексей оставил попытки сбросить тянущий вниз рюкзак, только безуспешно нащупывал опору понадежнее упругой ветки под ногой. Зверь двинулся вперед, ствол карабина развернулся ему навстречу.

Выстрел. Гильза щелкнула по льду где-то сбоку. Снова выстрел, но волк лишь слегка дернулся, крадущийся шаг перешел в быстрый бег. Алексей снова нажал на спусковой крючок, на этот раз пуля вошла в тело мутанта где-то в области грудной клетки. Он это видел отчетливо, потому что хищник был совсем близко, уже раскрыл пасть, чтобы вцепиться в человека от голода, от боли и от злости. Еще патрон, еще выстрел. Жизнь погасла в налитых кровью глазах, но туша продолжала двигаться вперед на подломившихся ногах, скользила по снегу. Встречный удар приклада остановил уже безжизненный кусок плоти.

Алексей развернул его за лапы и, опираясь на лохматого мутанта, выполз из ледяной ловушки на более прочный наст. Темное пятно под ними расширялось, снег проседал, кровь все еще была горячей. Рюкзак, зацепившийся за ветви куста внутри сугроба, оказался цел, прочный материал не порвался, но теперь он будто прибавил в весе, увлекая тело вниз, на дно этой ненадежной белой трясины. Еще один подобный капкан — и до бункера можно уже не добраться.

Нечего думать о том, что было или могло бы быть. Фраза истерта от постоянного употребления, но не потеряла своей истинно золотой ценности: история сослагательного наклонения не знает. Зачем открывать для себя эту истину заново, предаваясь ненужным сожалениям? Но, однажды ясно увидев свою идею в полном ее блеске, Главный Привратник уже не знал покоя. Для того, чтобы замысел воплотился, требовался исполнитель. Еще точнее — этот исполнитель сливался в одно целое с планом, ведь еще недавно даже и предположить подобное было нельзя: бункер возглавлял совершенно другой человек, казалось, его власть прочна на многие годы вперед, существующий порядок вещей не изменится. И вдруг произошло то, что в местных масштабах было равносильно подвижке тектонических плит: Нестеров убит, а едва сидящего на его месте вполовину задницы Никитина удалось вскоре вернуть туда, где он был раньше и оказался куда эффективнее, чем во главе Совета. Это оказалось даже слишком просто.

Движение земных пластов остановилось, но они еще не обрели равновесия. А стоило лишь на миг разжать пальцы, утратив контроль, — и наутро, когда дальнейшие планы были окончательно отшлифованы в уме, оказалось, что воплотить их некому.

Любоваться вредно. Даже самим собой. Тем более, когда ты сам — лишь половина дела. Исполнитель слишком молод, чтобы мыслить так глобально, с таким размахом, с такой рассудительностью. Грицких догадался, что не страх за свою жизнь заставил Алексея исчезнуть, бывшему Привратнику потребовалось бы пара минут, чтобы понять, что происходит. Казалось, что просчитано всё! Кроме какого-то идиотского импульса. Если бы молодость знала, если бы старость могла… Еще одна истина, которая не нуждается в подтверждении.