Ничейная магия

– Понятно, это что-то такое чисто для парней, чего мне знать не следует и не хочется.

– Точно, – обрадовался Торрен. – Как хорошо, что ты такая умная!

– Если мы такие умные, то чего же мы такие бедные, – вздохнула девушка.

– Так это…. гений должен быть голодным, – не растерялся парень.

– Это касается только творцов, – меланхолично отозвалась Мист. – Но не ученых.

– Это еще почему?

– Потому что творцу действительно идут на пользу экстремальные ситуации, голод, холод и прочие экстремумы, гормоны плещутся, эмоции переливаются через край, и все эти казусы выплескиваются в творчество, потому что для творцов это способ обработки информации и борьбы со стрессом. При этом, для ученого такие ситуации губительны, потому что он-то думает не спинным мозгом, а головой! И голова должна быть ясной. То есть, можно, конечно написать гениальный текст или музыку, страдая от голода и житейских неурядиц, но вот любые аналитические выводы будут окрашены, гм, обстоятельствами.

– Это ты все сложно сказала, – пожаловался Торрен. – Но очень умно! Наверное, ты сытая.

– Завидовать нехорошо, – наставительно ответила Мист и подвинула к нему тарелку с пирожками, до того скрытую в бастионе книг. – В целом, эта моя гипотеза прекрасно объясняет прискорбное состояние науки в большинстве известных мне стран… при большом количестве исключительно талантливых, умных людей.

Торрен скучающе покивал, и Мист, понимая, что мечет бисер перед свиньями, махнула на него рукой.

– Пирожки лучше ешь, а то я сама справлюсь, потому что ученый должен быть сытым.

– Ага, – сказал Торрен и некоторое время следовал завету “жуй, а не болтай”, но потом все-таки не выдержал. – Мист? Ну ты же, вроде, девица, да?

– Чего-чего? – не поняла Мист, снова подняв на него сердитый взгляд.

– Женского пола особь, человеческого вида, – торопливо объяснил парень, почуяв неладное не иначе как своей многомудрой задницей.

– Ну, разве что, человеческого, – смилостивилась Мист. – Ты спросить что хотел, или просто так проверяешь, на всякий случай?

– Да. Вроде того. Так вот, как думаешь, я такой ей, “эй, красотка, я не святой, но мои руки тоже творят чудеса, хочешь – покажу?”, а она меня – по морде. Это, вообще, как?

– Как-как, по морде, – невозмутимо ответила Мист. – Неужели ничего умнее не придумал?

– Ну….– Торрен задумчиво почесал щетину. – “Красотка, твой папа, случаем, не дознаватель, а то я что-то уже весь трепещу” мне показалось не так здорово.

Во взгляде Мист явно читалось критическое отношение в целом к вероятности размножения подобных идиотов, но она проявила такт и сказала:

– Первая версия, правда, лучше, и если не придумаешь другой подкат, лучше выбери другую девушку, вот и все. С кем-нибудь да прокатит.

– Э? Думаешь?

– Ну раньше, судя по слухам, срабатывало.

Торрен погрустнел и взял ближайший исписанный листочек в руки, крутя его так и эдак, пока Мист не отняла.

– Это Виль обычно придумывал все, – вздохнул он и сменил тему. – Слушай, а чего ты-то делаешь? Неужели, глядь его, фольклор местный недоизучала?

– Конечно, нет! – укоризненно ответила Мист и для острастки потыкала в не прошитые листы перед собой, где делала пометки карандашом. – Вот тут есть материал еще в твою работу добавить, между прочим! Потом, как в Университет вернемся, перепишешь.

Торрен, уже разок переписавший свою нетленку с нуля после критики Мист, картинно застонал.

– Да у меня и так там уже все хорошо!

Мист привстала, сгребла со стола самый тяжелый предмет – Багровую Книгу в обложке “Эльфийской радуги” – и смачно треснула приятеля по голове.

– Все понял?

Торрен потер голову и обиженно на нее посмотрел.

– Прямо таки мозги на место встали, – с сарказмом сказал он.

– О, так они у тебя есть, – деланно восхитилась Мист.

– Есть, – страдальчески ответил Торрен. – И теперь они болят.

– Там нечему болеть, в мозге нет нервных окончаний.

– Это я тебе скажу, когда ты опять будешь ныть за головную боль.

– Зануда, – с удовольствием сказала Мист.

– Ага. И теперь, когда ты это выяснила, что во-вторых?

– Во-вторых, я ищу по “Радуге” и Книге упоминания про эльфийский пантеон.

– Зачем?

– Я же говорила, что точно помню, что у них была богиня света и сна, видений и иллюзий, но звали ее Дилинга, да?

– Ага, – осторожно согласился Торрен, который, конечно, уже все забыл.

– И бог охоты и памяти, Деанор, проводник умерших.

– Это ты меня уже теряешь.

– И богиня Меката, которая олицетворяла холод и смерть.

– И что?

– Деанор ассоциируется с ветром, – торжествующе сказала Мист. – Бог охотник, бог ветра, направляющий стрелы!

– Ии? – потянул парень, старательно симулируя заинтересованность.

– А то, что здесь мы сначала прошли через место, созданное из света, потом ветреное плато…а потом через холод и снег! Если сложить это с тем фактом, что, вроде как, эльфийские боги обладали своими, гм, доменами, из которых никогда не выходили, и являли себя в мире только энергетически, мы, получается, были там!

– В гостях у демонов эльфийских людоедов? – ужаснулся Торрен, до которого дошло.