Ничейная магия

Мист дернула носом, но ничего не сказала, следуя за ним в торжественном обходе главной комнаты башни.

– А ты у них…этих не находил никакого журнала экспедиции, чего-то такого?

– Не. Только верительные грамоты у Хруста от его конторы, ну, я их прибрал. Пригодятся, – без стеснения поведал Торрен.

– Значит, журнал и прочее по экспедиции должно быть здесь.

– Да уж наверняка. Вон, он даже спал тут – а я-то гадал, чего там всего две постели? Нехорошее думал, – парень показал на разложенные в углу одеяла.

– Ясно. А вот и причина проблемы – Мист показала на метку перехода, по которой змеились во все стороны трещины.

– О-па, – Торрен озадаченно посмотрел на стену тоже. – А это можно починить?

– Можно сделать заново, если получится, я тебе рассказывала, – Мист почесала нос. – Если в этом будет смысл.

– А почему не будет? – не понял Торрен.

– Если об этом месте знают в Дженн Лайенн, и сюда будут каждые полгода набегать исследователи, мы устанем их выкидывать отсюда.

– Заполним ущелье трупами! – кровожадно пошутил Торрен, сделав зверское лицо.

Мист нервно вздрогнула.

– Даже если оставить в стороне вопрос морали, это муторно, – резюмировала она.

– Ну. можно и иначе этот вопрос решить, если что. Они же не будут пытаться исследовать, например, вполне обитаемую башню с хозяином? Поселим тут кого-нибудь…

– Кого? – фыркнула Мист.

– Болотную ведьму с ее дитем, – тут же нашелся Торрен.

Девушка закатила глаза в артистичном выражении отчаяния, подошла к столу и стала перебирать бумаги. Значительная часть их была исписана мучительно знакомым почерком Мейли, а сверху лежали не прошитые листы в кожаной обложке, вероятно, принадлежавшие незадачливым исследователям. И действительно, на первой странице красовалась хвастливая запись “Дневник поисковой экспедиции К.Р.Н.Жуста, проф., маг.ист.” и размашистая подпись. Девушка осторожно опустилась в вытертое, видавшее виды древнее кресло и занялась изучением этого документа. К счастью, Жуст имел только теории о наличии в прошлом эльфийских поселений на этой территории, в незапамятные времена, до предполагаемого изменения климата. В силу бредовости его идей, профессора никто не слушал (и Жуст через строчку ругал коллег недальновидными идиотами за это), и от своей коллегии он получил поддержку только в виде верительных грамот, а поиски организовал за свой счет. Мист пролистнула многостраничные кропотливые описания странствий, закончившихся неудачами, ознакомилась с емкими ругательными характеристиками спутников ученого, нашла запись о попытке перейти перевал, когда они сбились с пути в пургу и вместо полого склона обнаружили утес с возвышающейся на нем башней.

Дальше Жуст исписал целую страницу строками знакомого и Мист стихотворения “он смотрел ввечеру на вершину Таласси”, и закончил истерическими восторгами о том, что был всегда прав, и эльфы жили на этом перевале. Тотальное несоответствие архитектуры башни эльфийским вкусам вполне искупалось очевидно эльфийским происхождением артефактов внутри, поэтому никаких сомнений у профессора не осталось: надо изучать башню, и тут, поблизости, обязательно найдется и поселение, потому что алхимик или маг, обитавший тут, не смог бы выжить в одиночку.

– Бедолага, – пробормотала Мист. – Где ж ему знать про переходы.

– Так что там? – Торрен сунул нос через ее плечо. – Ждать гостей?

– Нет. Его всерьез не воспринимали, – Мист потерла глаза. – Хотя он, по хорошему, был прав в базовой гипотезе. Эльфы на Таласси были. Один эльф! И намного позже, чем тут были люди.

– Так он эльфов искал?

– Ну, да. Древних. Он предполагал, что когда то тут был намного более мягкий климат, который предпочитал этот народ, – Мист вздохнула.– Ну, что, надо попробовать переделать переход?

– Было бы неплохо. Нам нужна эта лаборатория, даром, что ли, мы за нее…кровь проливали?

– Не свою.

– Так в том и вся соль, – хмыкнул Торрен. – Ладно, ты давай кумекай про переход, а я пойду, трофеи втащу, и дверь там изнутри запру.

– Давай, – согласилась Мист.

Однако, некоторое время после ухода приятеля она продолжала сидеть в кресле неподвижно, размышляя о глупой смерти Жуста и его людей, и остро переживая невозможность ничего изменить.