Я не могу смириться с большим сроком и рисую радужные картины: Мишу посадят в особый корпус, похожий на трехзвездочный отель. Там будет достойное питание, проживание, отношение персонала. Может, даже дадут горничную и повара, хотя вряд ли. Водки не дадут. Миша поправит здоровье. Организует тюремный театр, и спектакли будут показывать на широкую публику, выезжать на гастроли. Среди заключенных наверняка обнаружатся яркие таланты, зажгутся новые звезды. Мишу будет навещать семья и в конце концов эти годы заключения станут полноценными и даже счастливыми.
Мечты, мечты – это, конечно, не что иное, как любовь и сочувствие большому артисту. Но все может быть.
Я запомнила случай, когда в тюрьму посадили бизнесмена с противным лицом. Чей-то брат. Не чей-то, а высокопоставленной фигуры. Фигура обозлилась на брата и упекла его в тюрьму.
Брат сидел в Калмыкии. Будучи талантливым хозяйственником, он развернул в тюрьме обширное хозяйство: стал разводить баранов, поставил теплицы. Зэки работали вдохновенно, поскольку на себя. Заключенные и охрана питались шашлыками, заедая зеленью, как на банкете. Излишки продавали.
Кончилось тем, что к брату явилось высокое лицо, умоляя остаться в республике. Предлагали высокие должности.
Что было дальше, неизвестно, по крайней мере мне.
Миша сидит. Информационная волна схлынула. Через какое-то время забудут. Все забывается, но я верю, что Миша выплывет и выйдет на новый берег. Я так хочу. Все так хотят. А когда общее желание поднимается в космос, оно доходит куда надо. Как молитва.
Посмотрела передачу «Голос 60+» на «Первом канале».
Выходят пожилые люди и поют, стараются, как дети. Их немножко жалко – не за старость. Нет. В конце концов, старость – это долгая жизнь. А долгая жизнь – уже победа. Их немножко жалко за тщеславие, желание просверкнуть. Я имею в виду тех, кто поет плохо и при этом крутит старым задом, имитируя молодость.
У каждого человека должен быть нравственный идеал. У меня такой идеал Лихачев.
Вот я и думаю: пошел бы Лихачев выступать на программу «Голос»? Нет. У него другие пристрастия. Значит, и я не пойду, хотя и закончила музыкальное училище, училась музыке четырнадцать лет.
Вышла толстая дама, обвешанная свободными одеждами. Спела кокетливо, пыталась двигаться тоже кокетливо. Наставники ее похвалили. Так обращаются с детьми в детском саду. Зачем обижать человека? Что он плохого сделал? Ведь не украл, в конце концов. Ну спел…
Появился бравый парень, девяносто лет. На нем офицерский китель в орденах. Он принаряжен, причесан, побрит.
О нем даже не скажешь: старик. Язык не поворачивается. Спел, как смог. Видимо, когда-то был хороший голос, но сейчас связки поизносились. Голос не летит, а задерживается возле лица.
Мужик очень милый, доверчивый. В девяносто лет и даже раньше ты становишься никому не интересен. И тебе никто не интересен. Это спасительная функция природы: освобождаться от желаний. Не обидно уходить из жизни. В ней мало остается того, что в первый раз. Все уже было.
А этот офицер доверяет человечеству. Подготовился. Спел. Он активно участвует в жизни общества, и всем хочется его поддержать: да, да, ты жив и прекрасен, и твои ордена сияют, как солнечные лучи.
Офицера хвалят, восхищаются. Сцена, слава – все впервые.
Вышла на сцену некая переводчица, жена композитора. Я знала ее еще в Советском Союзе. Сейчас она живет в Америке. В девяностые годы евреи разбежались кто куда. Те, кто попроще, – в Израиль. Те, кто посложнее, – в Америку. Те, кто в середине, – в Германию. Благородный канцлер Коль выдвинул свою программу: искупление вины за холокост. Евреев принимали в Германию на ПМЖ (постоянное место жительство). Многие воспользовались и не пожалели.
Переводчица живет с семьей в Америке. Возвращаться не собирается, но часто наезжает.
Переводчица пришла на «Голос» явить свое искусство. Муж играет, она поет. Переводчица мяукала как кошка, которую забыли покормить. Никто из наставников не повернулся. Пение не впечатлило, а скорее удивило. Странно, что участница не постеснялась мяучить прилюдно.
Когда пение окончилось, наставники повернулись, чтобы познакомиться с участницей. Увидели перед собой даму за семьдесят. Выглядит хорошо, можно дать шестьдесят девять.
Переводчица была возмущена равнодушием наставников и врезала им по полной. Не дралась, нет. Она хлестала их словами, сказала каждому, что она о них думает. А думала она о каждом очень плохо.
Наставники замерли, вытаращив глаза от удивления. Они привыкли совсем к другому поведению участников. Их, как правило, ласкают словом, благодарят. К тому же их окружает любовь народа, любовь своей страны. Они талантливы, знамениты, и вдруг их шельмуют на «Первом канале», у всех на виду. Но ведь не будут наставники огрызаться. Тогда программа «Голос» превратится в шоу «Пусть говорят».
Один из наставников увидел за роялем маленького седого человечка. Узнал его и очень удивился.
– Это композитор? – спросил наставник.
– Чапаев! – с гордостью изрекла переводчица.