Ничем не интересуюсь, но всё знаю

На сцену вышло жюри со мной во главе. Здесь же, на сцене, стоял Георгий Жженов – всенародно-любимый артист. Он возглавлял другое жюри. В рамках фестиваля проходило несколько конкурсов.

Я объявила победителя: Киреев и его фильм.

Жженов возмутился, покраснел, даже подпрыгнул и перекрутился вокруг своей оси. Я испугалась, что он даст мне кулаком по голове в знак протеста. Но не дал, только зашипел. Не согласился с моим решением, протестовал как мог. Но он уже ничего не мог. Дело сделано. Победитель объявлен.

Поезд ушел.

После закрытия был банкет. К банкетам я равнодушна, поскольку не пью и не пьянею. Все вижу трезвыми глазами. Это скучно, но зато печень не страдает. Напротив меня сидел спонсор фестиваля – красивый осетин, богатый адвокат. Он опекал фестиваль, накрывал столы. Видимо, ему было дано такое указание.

У адвоката была роскошная вилла в черте города, которая контрастировала с типовыми блочными пятиэтажками.

В один из дней он пригласил меня к себе в гости. В гостиной висела люстра, изготовленная из хрусталя Сваровски.

У меня дома есть фирменный лебедь Сваровски – маленькая фигурка, за которую я заплатила сто евро. Сколько же может стоить такая люстра, свисающая с потолка, как в Букингемском дворце?

– Это, наверное, дорого, – подумала я вслух.

– Купил на отпускные, – отозвался адвокат.

– Такие большие отпускные? – удивилась я.

– Смотря кого отпустишь…

В этой шутке была доля шутки. Остальное – правда. Я понимающе улыбнулась.

Во время банкета адвокат регулировал тосты.

У осетин первый тост за Всевышнего. Осетины – мусульмане и христиане. Но Всевышний – общий. Второй тост – за старших, то есть за родителей. Далее идут тосты за присутствующих. Эти тосты делают застолье осмысленным и благородным. Не просто пьянка. Нет. Осмысление жизни.

Мне достался комплимент: «редкий зверь». Это произнес талантливейший Рустам Ибрагимбеков. Я помню его молодым, неистовым, влюбленным. И он помнит меня молодую. Мы были совсем другие – и он, и я.

Рустам подарил мне характеристику: «редкий зверь». Кто еще так скажет? Никто. Но если разобраться, каждый зверь – редкий, в одном экземпляре. Создатель копий не делает.

Вокруг стола прыгал певец, выкрикивая песню. Пел плохо. Видимо, у фестиваля не было денег, чтобы пригласить хорошего исполнителя.

«Как считывается личность», – подумала я. Когда человек поет, сразу угадывается, дурак он или умный. Интеллект заметен так же, как и отсутствие оного.

Справа от меня сидела польская актриса Барбара Брыльска. Перед ней – чистая тарелка, по бокам лежали приборы. Она не притрагивалась к еде.

Я удивилась. Спросила:

– А почему вы ничего не едите?

– Я сегодня уже обедала, – ответила Барбара.

Я поняла: актриса бережет фигуру и соблюдает режим. А наши актрисы едят, когда дают. Стол был заставлен яствами, невозможно удержаться.

Барбара сидела стройная, но заметно постаревшая. Уже не звезда. Красота осталась в прошлом, так что могла бы и поесть.

Слева от меня оказалась телеведущая Светлана. В прошлом сверкающая красавица, как и Барбара Брыльска. Сейчас просто красавица, без сверкания.

Я знаю, что ее бросил муж, ушел к двадцатилетней. Это знали все. Каким-то образом люди узнают про чужие несчастья скорее, чем про удачи. Чужие удачи никого не интересуют.

Светлане – пятьдесят лет. Выглядит на тридцать пять. Она грустна и задумчива. Хотелось бы реванша, но заменить мужа некем. Хотелось бы богатея, но Березовский повесился, а Абрамович занят. И душа пуста. Для замены нужно время, и не малое. Иногда раненая душа болит по двадцать и тридцать лет.

– А я знаю, КАК я отомщу, – тихо говорит мне Света.

Я поворачиваю к ней лицо, собираюсь слушать.

– Я умру в свой час, – сообщает Света. – А потом перевоплощусь в себя же. Меня кто-то родит. Стану грудным ребенком. Буду расти. И когда мне исполнится двадцать, пойду к НЕЙ. А ей уже будет восемьдесят. Старуха с клюкой. Я встану перед ней и спрошу: «Что, съела?»

Света смотрит на меня, ожидая оценки.

– Блеск! – оценила я, хотя не поняла, сколько же лет будет мужу.

Эта легенда помогает Светлане жить, преодолевать душевную боль. Значит, пусть будет как лекарство. Но ведь это – сказка. «Мы рождены, чтоб сказку сделать былью, преодолеть пространство и простор» – песня нашей молодости.

Во время банкета ко мне неслышно подошел Киреев, остановился за спиной и тихо сказал:

– Спасибо…

Я кивнула. Он удалился на свое место. Его место было где-то в углу.

Я поняла: это его карма, жизненное предназначение – оставаться в углу, несмотря на высокую награду. Человек такой.

Пусть его путь будет как можно длиннее. Я украсила его дорогу как могла.

Справедливость была на стороне Михаила Пташука. Но у Пташука большое будущее, а у Киреева его нет, этого будущего. Ему досталось милосердие. На милосердие можно опереться, как на посох.

Пташук погиб через месяц. А может, раньше.

Он ехал в машине, за рулем сидела женщина. Она не справилась с управлением и выкрутила на встречную полосу. Лоб в лоб столкнулась с газелью. Удар был такой силы, что мотор въехал в салон. Все произошло мгновенно. Удар, толчок – и темнота.