Ничьи Земли (СИ)

Маиран старался запоминать местность, по которой они шли. Всё же какое-никакое, а развлечение. На первой же стоянке он поговорил с Линой. Вдаваться в подробности своего похищения она не пожелала, но, кажется, Маирану удалось донести до неё, что он чувствует себя идиотом за некоторые свои поступки в последнее время. Лина заметно повеселела и это согревало душу. “У Лины и так хватает проблем. Постарайся не быть одной из них” — строго-настрого наказал себе воин. И впервые с достопамятного похода в Лиркон Маиран почувствовал, что у него отлегло от сердца.

Спустя несколько часов после утреннего разговора про языки Корон добился от Золотой Рыси позволения учиться у неё Древнему языку. Теперь он постоянно бормотал что-то под нос, зубря очередной урок. Проводница категорически запретила ему записывать, сказала, что это убьёт всю суть занятий. Маиран улыбнулся. Кирий много раз говорил, что Маиран умеет учиться. Но до Корона ему было ой как далеко. Да, Маиран умел находить урок почти в любой ситуации, которая с ним происходила. Но Корон помимо этого активно находил и даже сам создавал те ситуации, которые будут ему уроком. И каким-то образом умудрялся не забывать уроки старые. “Если ему удастся сохранить такой живой ум, и научиться применять знания на практике — из Корона вырастет магистр Ордена Хранителей, не меньше”, — подумал Маиран, а потом вспомнил, что Корон уже весьма убедительно доказал, что использовать знания на практике он умеет.

На третий день пути Искра подошла к Маирану и негромко сказала:

— У Дона опять день воспоминаний.

Действительно, с самого утра от огородника не было слышно ни одной шутки. Он плёлся где-то в середине отряда (как верно отметила Искра, стараясь держаться поближе к Велену), то и дело останавливаясь, считая что-то на пальцах и бормоча под нос. Маиран мысленно выдал себе щелбан. Он-то уж было решил, что смог обратить свой взор на то, что происходит вокруг вместо того, чтобы копаться внутри себя. И такое прозевал.

— Ну, тут одно из двух, — сказал воин, произведя в уме нехитрые вычисления, — либо Дон что-то вспоминает каждый раз, когда мы идём откуда-то к концу огромного леса, либо у него день воспоминаний на цедис иды каждого месяца.

— Как сказал бы сам Дон, ты не знаешь, что он делает в цедис иды всегда. Ты знаешь только то, что он делал в цедис иды последние два раза, — отшутилась Искра, припомнив, видимо ту дурацкую шутку Дона про по крайней мере одну овцу с по крайней мере одним черным боком.

— Что ж, чтобы проверить этот факт, надо всего лишь дождаться следующего цедиса иды, — пожал плечами Маиран.

— Договорились, — согласилась Искра.

Дон, похоже, был слишком погружён в свои размышления, чтобы заметить их маленький заговор. Слишком сосредоточен… Так, погодите-ка…

— Велен! — Маиран осторожно потянул светляка за локоть в сторону и шёпотом спросил. — О чём это Дон так крепко задумался?

— Я н-не могу сказать, — страдальчески закатил глаза Велен.

— Почему?

— Я об-бещал н-не подглядывать!

— И что, получается? — недоверчиво уточнил воин.

— Не особо, — пожаловался светляк. Потом бросил взгляд на Дона и, удостоверившись, что тот очень занят, быстро и тихо проговорил. — Но, даже если бы я и подглядывал, я бы, скорее всего, ничего бы не понял!

Расспросы Наяны тоже ни к чему не привели. Причём, как понял Маиран, дело было не в том, что скрытница так уж ревностно хранила Доновы тайны. Похоже, ей и самой было интересно.

С ума сойти, этот человек (человек!) умудрялся обводить вокруг пальца Наяну. Причём, похоже, уже в течение нескольких лет, ведь Дон с Наяной были знакомы задолго до того, как был убит магистр Феарун, и Наяна призналась, что замечала подобные периоды задумчивости ранее. Однако вспомнить даты ей не удалось.

Маиран с сожалением понял, что загадку про “дней воспоминаний” Дона придётся отложить на потом.

На следующий день Дон вернулся к своему обычному состоянию, но зато теперь что-то произошло с проводницей. Золотая Рысь стала ещё молчаливее обычного (куда уж ещё-то?). Она то шла вперёд так быстро, что некоторым приходилось переходить на бег, чтобы поспевать за ней, но, наоборот, плелась нога за ногу, с тоской смотря вперёд.

К полудню вышли к одной из уже ставших привычными стоянок. Золотая Рысь объявила привал. Пока разводили костёр и готовили еду, проводница стояла у тропы, ведущей на запад и задумчиво смотрела вдаль, опираясь на своё копьё. Юна подошла к ней и села рядом. Девочка положила руку на голову псице и потрепала серую шерсть. Юна заглянула проводнице в глаза: куда, мол, смотришь, нет же там ничего, одна тропа пустая. Будто соглашаясь с Юной, Золотая Рысь вернулась к стоянке и молча села в стороне. Когда же все расселись, она вдруг встала. На лице её читалась совершенно отчаянная решимость.

— Эта тропа ведёт прямо к Холмам, — проводница махнула рукой на запад, и после взмаха рука упала и плетью повисла вдоль тела.

Лицо у неё было при этом такое, что Маиран невольно подобрался — с таким лицом обычно либо убегают, либо падают в обморок. Но эта девчонка оказалась крепким орешком.