Ничья

– Нет, не нравится. – Оставалось только восхититься спокойствием Подарка. – Но что я могу? Убить жреца, Альцесту, сборщицу? О стране нужно думать. Жизни других дороже моей чести, если ради спасения моего города нужно прогнуться, я прогнусь, только никогда не забуду. И вам то же советую: ласкать, играть по местным правилам, но помнить.

Какие мудрые слова! Неприятные, противные, но Подарок права, моя минутная боль спасет мать, сестренку. Однако и растворяться в доле вещи нельзя, в душе нужно оставаться свободной и при удобной возможности нанести удар. Не раньше и не позже.

– Но ты ведь замуж выйти могла, спаслась бы. – От фрегийцев перешли к обсуждению друг друга.

Подарок усмехнулась:

– Гордая очень. Не желала размениваться, теперь здесь. Но и ведь тебя давно просватали, – она кивнула на Куколку.

Та кивнула и украдкой смахнула слезу.

– Мне шестнадцать только, через два года бы…

Выходит, она самая младшая. Я хоты бы совершеннолетняя. Скоты, даже на детей зарятся!

– Успокойся! – На плечо легла рука Подарка. – Ты вся покраснела от злости, так нельзя. Так сразу убьют, и ты ничего не сделаешь.

Понимаю, но тяжело очень.

Вскоре принесли еду. Ее подали две укутанные с ног до головы служанки в сером. Интересно, их набирали со стороны, или ими становились бывшие наложницы? Спрашивать не стала, все равно бы не ответили. Женщины в сером явно получили приказ молчать, пока суетились, накрывали складной столик, не проронили ни слова. Ела и думала о том, что сейчас творилось в храме. Раз Гибкая торопилась, уже пять часов. Ужас боролся с любопытством. Я, наверное, неслучайно приглянулась сборщице, раз единственная из трех отважилась отодвинуть дверь и выйти на галерею. Порок издали привечал порок. В уши сразу ударили усиленные эхом хриплые стоны, мужские и женские. Первые перемежались с короткими фразами, вроде: «Еще!», «О да, детка!», изредка проклятиями. Женщины в разной тональности воспроизводили звук «а». Убедившись, что за мной никто не следит, быстро пересекла галерею и осторожно перегнулась через ограждение. Нижний зал храма предстал как на ладони. Все кушетки заняты девушками в синем и зеленом. Они лежат и ждут. Некоторые уже дождались. Обнаженные тела белыми пятнами выделялись на фоне пола. Работали, если такое можно назвать работой, четыре девушки. Одна широко раздвинула согнутые ноги, другая стояла, опершись о столб, активно помогая мужчине, который занимался, что угодно, только не любовью. Складывалось впечатлением, будто он пытался вколотить в девушку член и никак не мог. Третья наложница стояла на четвереньках и особенно громко стонала, отчаянно цепляясь пальцами за лежанку. Мужчина оседлал ее и… Приглядевшись, поняла, почему женщина кричала, и поспешила перевести взгляд на четвертую пару. Там лежал мужчина, а наложница скакала на нем, придерживая руками большую грудь.

– Интересно?

Вздрогнула и обернулась, нос к носу очутившись с помощником жреца, который спас меня от унизительной близости.

– Вовсе нет!

Кончики ушей покраснели. Зачем я вообще вышла?

– Хочешь взглянуть ближе? – не унимался юноша.

Сейчас он был уже не в халате, а во вполне целомудренном балахоне. На ногах – кожаные сандалии. Даже завидно стало. Мужчинам обувь полагалась, а нам нет.

– Наглядное обучение воспринимается лучше всего. – Вот ведь привязался! – На кое-что тебе смотреть рано, а, к примеру, супружеская поза и поза наездницы в самый раз. Именно ими нужно в совершенстве владеть всякой наложнице, остальное – на усмотрение хозяина. Пойдем!

Он ухватил меня за руку и потянул за собой. Я, разумеется, упиралась, но, несмотря на щуплую внешность, паренек оказался сильным, пришлось уступить.

– Меня зовут Тебо, – на ходу представился он. – Я обучу девушек для рынка всему необходимому. Старик сам хотел, но я тебя спас. Знаю, куда он свой член на самом деле засунет! – усмехнулся юноша. – Мне, конечно, влетело, но ничего.

– С чего вдруг такая забота? Сам хочешь?

В бескорыстие фрегийцев я не верила.

– Хочу, – не соврал Тебо, – но знаю, когда член впорхнет как перышко, а когда как ворвется тараном.

– Он всегда таран.

Краснея, бледнея, я таки отважилась заговорить на пикантную тему. Что делать, других в Храме наслаждений нет.

– О, не скажи! – покачал головой Тебо и отворил потайную дверцу, скрывавшую утопленную в стене лестницу. – Ты не смотри на того волосатого с Птичкой, ты лучше старших наложниц спроси, они расскажут. И сладко, и приятно, и еще захочется. А теперь ш-ш-ш! – Он приложил палец к губам. – Водить вас сюда запрещено, если поймают, обоих строго накажут.

Кивнула и даже дышать стала реже.