Ничья

– Я женюсь на ней, потому что уверен, что ее, в отличие от тебя, не интересуют мои деньги.

Елена сидела совершенно неподвижно, как на фотографии.

– И тебе совершенно незачем плакать, – сказал Семин, – на слезы, Леночка, ничего не купишь.

***

Впоследствии Елена так и не могла припомнить того, что происходило с ней в следующие месяцы – хотя, несомненно, что-то да происходило?

Где– то с неделю она лежала, -не рисовала, не думала, не смотрела телевизор, – просто лежала, задумчиво смотря в белый слегка облупленный потолок. Самое печальное было то, что нельзя было шевельнуться, чтобы это как-то не напомнило о Семине. Кофеварка на столе немедленно напоминала, что Семин любит кофе, «Жигули», проехавшие под окном, напоминали, что у Семина не «Жигули», а «мерседес», ну, а если ехал «мерседес», тут вообще не о чем было говорить.

Самым же скверным были газеты, почти каждый день они писали о Семине, а если не о Семине – так о ком-нибудь, кого она встречала вместе с Семиным или о чем-нибудь, с Семиным связанным. В июне газеты написали, что московский банк «Мелос» урегулировал все вопросы, связанные с установлением контроля над нарымской нефтью, и что на собрании акционеров генеральным директором Нарымской нефтяной компании избран Виктор Семин, а председателем совета директоров Семен Неборин.

Вместе с Семиным куда-то исчезли деньги. Елена и раньше была чрезвычайно непрактичной особой: всем было известно, что с Ратмирцевой можно договориться за самые маленькие бабки и не платить ей дольше всех, и именно этому обстоятельству Елена, в числе прочего, была обязана в прошлом изобилием заказов.

Семин тоже дважды не платил ей, за отделку одного офиса и другого офиса, а когда он в третий раз позвал ее делать квартиру они наконец познакомились лично и Семин почему-то заплатил.

Тогда же Семин взял на себя все переговоры. Впрочем, и переговоров-то особых не было: все стояли в очередь к жене или почти что жене Семина, и деньги, разумеется, несли только что не вперед заказа. Сейчас клиентов как вымело помелом. Одни тушевались, не будучи в силах предугадать реакцию Семина, других пугали слухи, распространяемые Шубиным и Казанцевым, третьи слышали какую-то неясную историю о конфликте с Малютой.

Фирма Елены, доселе занимавшая помещение в одном из семинских зданий, переехала в другой дом. Сотрудники – а их всего-то было человек шесть потихоньку разбрелись в поисках другой работы, прихватив на всякий случай сделанные Еленой эскизы.

Окончательный крах наступил 17 августа когда банк, в котором фирма держала счет, а Елена – деньги, прекратил платежи. Банк, разумеется, принадлежал Семину, то есть в марте Семин из руководства банка вышел и нигде формально не светился, но на самом деле банк контролировал Семин. Счета фирмы были переведены туда, когда роман Семина и Елены был в самом разгаре, а потом забрать деньги Елене как-то не пришло в голову.

Елена могла бы позвонить Семину, и тот, может быть, деньги бы отдал. Она умирала – так ей хотелось позвонить и встретиться, но звонить и встречаться по такому поводу казалось ей более чем неуместным.

В конце сентября, когда все дни слились в сплошную грязную пелену, в квартире Елены неожиданно раздался звонок. Звонивший спросил Елену Сергеевну.

– Это я, – ответила Елена.

– Вы меня вряд ли помните, – сказал человек по ту сторону трубки, – но меня зовут Неелов, Михаил Игнатьевич Неелов. Вы когда-то оформляли ресторан, где я был совладельцем, а теперь у меня собственный клуб «Капитолий», и я хотел бы поручить интерьер вам.

Елена, как ни странно, помнила Неелова. Это был неприметный господин среднего роста с самодовольным лицом и маленькими руками, из числа тех странных людей, при взгляде на которых чиновник сразу думает, что этот человек принес ему взятку, а женщине сразу кажется, что вот сейчас ее притиснут и начнут лапать.

Клуб Неелова оказался гибридом кабака и борделя. В нем было два этажа, на первом размещался небольшой обеденный зал и еще комнатка для игроков. Когда Елена поднялась на второй этаж, она увидела там коридор, по правую сторону которого тянулись пустые квадратные комнаты.

– А это зачем? – уточнила она.

– А это если клиент захочет уединиться со спутницей, – безо всякого смущения объявил Неелов. – Это тоже, разумеется, надо оформить. – Закатил глаза, причмокнул языком и, приблизив свое лицо к лицу Елены, сказал: Роскошно оформить.

Елене стало ужасно противно, но делать было нечего. Это был единственный заказ, который поступил ей в течение этого месяца. Ей надо было на что-то жить. И надо было как-то возвращаться к жизни.

Елена отделала основной зал всего за месяц. Идею отделки предложил Неелов: он вообще оказался довольно капризен. Он хотел, чтобы стены были расписаны сценками на тему еды, и Елена так их ему и расписала. Неелов был очень доволен, особенно одной картинкой, где была изображена Россия в виде тушки быка, и поверх было написано: «Схема раздела тушки».