Ничья

А Сергей, пьяно гогоча, скинул ее с руки и швырнул в коридор.

– Пошла вон, дрянь.

И тогда девочка, не помня себя, задыхаясь от жгучей ненависти к нему и горячей жалости к пропащей матери, забежала на кухню и, схватив большой кухонный нож, выскочила в комнату, истошно вопя:

– Отойди от мамы, гад! Отойди! Не бей ее!

Оторопевший Сергей, не ожидавший сопротивления от этой худой, вечно молчавшей бледной козявки, бросил Зину и, обернувшись к девочке, замахнулся на нее кулаком. Дико закричала Зинаида, и в ту же минуту Лиза, размахнувшись, ткнула ножом в эту ненавистную жирную руку, безжалостно убивающую ее мать.

Отточенное лезвие ножа, коснувшись руки, разрезало ее. Сергей, схватившись за нее второй рукой, замер на мгновение. И это мгновение спасло девочку.

Глава 8

Лиза, бросилась из квартиры как была, в домашних тапках и старом истрепанном халате без двух пуговиц.

Август уже заканчивался, и ночи его были свежи и темны. Девочка неслась по безлюдным улицам, не разбирая дороги. Задыхаясь, чувствуя, как от ужаса колотится сердце, перепрыгивала ограды и бордюры, бежала то по дорожкам, то по газонам. Боясь погони, из последних детских сил боролась за свою жизнь.

Бежала она долго, страх гнал ее по темному городу, хватая за пятки и стуча в висках. Наконец, совершенно обессилев, девочка упала у какой-то высокой ограды на газон. Тяжело дыша и захлебываясь собственным дыханием, рухнула, беспомощно закрыв голову руками.

Наверное, было холодно, но она, разгоряченная бегом и нахлынувшей паникой, этого холода не чувствовала и не замечала. Словно впала в забытье. Голова кружилась, хотелось пить и стучало в висках.

От пережитого ужаса и навалившейся обреченности ей хотелось стать невидимой, исчезнуть, провалиться сквозь землю.

Она то ли бодрствовала, то ли, обессиленная, дремала. И в этом странной полудреме вдруг услышала чьи-то легкие шаги и осознала, что кто-то остановился рядом.

Припав к каменной ограде, девочка съежилась в клубок, сжалась, словно пружина, и медленно подняла голову.

Возле нее стоял невысокий плотный мужчина в длинном платье до пят, на груди его висел крест, волосы с проседью были убраны в хвостик. Незнакомец чуть наклонился, чтобы разглядеть свою находку.

– Кто это здесь? Чья ты?

Лиза, готовая тут же вскочить и бежать дальше, исподлобья глянула на него.

– Ничья.

Мужчина, помолчав, пожал плечами и ласково усмехнулся.

– Ну, ничья так ничья. А чаю хочешь горячего? С булкой, с вареньем.

Девочка сглотнула слюну, сразу наполнившую рот, и, подумав, кивнула.

– Хочу.

– Тогда вставай, – мужчина протянул ей руку.

– Бить будешь? – Лиза недоверчиво отпрянула.

– Господи, – человек в длинном черном платье изменился в лице и перекрестился. – Нет. Никогда. Никто и никогда тебя теперь бить не будет. Веришь?

– Верю, – доверчиво отозвалась Лиза.

Мужчина помог ей встать, и, взяв за руку, повел за собой. Лиза огляделась. В ночной темноте посреди огромного двора высился большой белоснежный храм, увенчанный золоченым крестом, уходящим в темное небо.

– Ух, ты, – девочка с интересом посмотрела ввысь.

– Ты знаешь, что это? – улыбнулся незнакомец.

– Крест. Это церковь?

– Да. Это городское подворье Сосновского мужского монастыря. Ну, пойдем.

Они вошли в небольшой домик, приютившийся за храмом. Мужчина, включив свет, приветливо махнул рукой.

– Проходи.

Откуда-то из глубины дома вышла маленькая заспанная женщина.

– Вы сегодня рано, – она перевела взгляд на девочку. – Вы не один, отец Леонид?

Мужчина поздоровался с женщиной и обернулся к девочке.

– Наверное, нам нужно познакомиться, как думаешь? А то как же чай с незнакомцем пить? – он ласково улыбнулся ей. – Я – отец Леонид. Настоятель монастыря. Сегодня здесь службу буду вести. А это наша хозяюшка Матрена, она у нас самая главная по хозяйственной части здесь.

– Ой, скажете тоже, – смущенно потупилась маленькая женщина и подошла к девочке. – Ну, а тебя, красавица, как звать-величать?

Лиза, внезапно ощутив такую теплую волну умиротворения и спокойствия, робко улыбнулась.

– Лиза.

– Вот и хорошо, Лизонька, – отец Леонид погладил ее по голове. – Имя-то какое у тебя замечательное! Ну, Матренушка, чаем-то напоишь нас?

Женщина захлопотала, засуетилась. Поставила чайник, заварила крепкий чай, расставила на столе, накрытом белоснежной скатертью, чашки с блюдцами, ложечки и салфетки. На середину поставила вазочки с вареньем и медом. Разложила пряники и печенье.

Лиза, усевшись на стул, завороженно следила за ее действиями. Ей, выросшей в бесхозности, запущенности и заброшенности, все сейчас казалось странным: и эта белоснежная скатерть, и эти крошечные ложечки для варенья, и эти синие чашки с блюдцами. Но больше всего ее поразили эти любовно вышитые салфеточки, которые Матрена разложила возле чайных пар.

Опустив глаза, она осторожно глянула на свои грязные руки, на ногти с черной каемкой, на сбитые колени, растоптанные домашние тапки. Отец Леонид, заметив это, мягко тронул ее за плечо.

– Лиза, пойдем покажу, где можно руки вымыть и умыться.