Ничья в любовной игре

Жан-Пьер, отец ее ребенка, опустился перед ней на одно колено в лунном свете. Она никак не могла понять, что происходит. Думала, они разработают план действий. Стратегию, как им выйти в свет со своей историей. Предложения она никак не ожидала.

В груди зародилась надежда. Может, проведенное вместе время пробило брешь в его сердце и заставило его понять, что он любит ее.

– Татьяна. – Он посмотрел на нее, глаза темнее воды, на лице непонятное выражение. – Для меня вы с Сезаром самые важные люди на свете.

В ее старинных фантазиях – тех, что обуревали ее десять лет тому назад, – далее следовало: «Я люблю тебя и не могу без тебя жить». Но сейчас перед ней не ее восемнадцатилетний бойфренд. Жан-Пьер вырос и стал мужчиной. Знаменитым спортсменом. Акулой бизнеса с деловыми интересами по всему земному шару.

Для него признаться, что Татьяна с малышом самые главные люди в его жизни, – это очень много.

– Когда я вижу, как ты держишь на руках нашего мальчика, я хочу бросить к твоим ногам весь мир. Убедиться, что никто и ничто не причинит вам боли. Что вы в полной безопасности. – Он поцеловал ее левую руку, потом палец, который предназначен для кольца. – Я буду безмерно счастлив, если ты согласишься стать моей женой.

Ее сердце билось так сильно, что она подумала: не пропустила ли она самые главные слова? Что он хочет отдать ей свое сердце. Но может, оно включено во все богатства мира? В ее душу закралась безотчетная тревога, когда он открыл коробочку и достал удивительное кольцо с огромным сияющим бриллиантом в форме груши и камешками поменьше по бокам от него. Оно было простым и элегантным, но в нем было как минимум восемь карат. Если бы ее по-прежнему интересовало, что скажут люди, она умерла бы на месте от восторга. Камень поразил бы ее в самое сердце.

И он действительно поразил ее. Но неужели она и впрямь просто не расслышала того, чего жаждала всем сердцем?

Она судорожно сглотнула.

– Жан-Пьер. – Его имя ласкало ее губы, ей очень нравилось произносить его. Господи, сколько раз она писала его в блокноте, добавляя фамилию Рейно к своему имени! – Ты знаешь, какой нервной я стала. Я надеюсь навсегда запомнить этот момент. Скажи, ты… ты любишь меня?

Произнести этот вопрос стоило ей немалых усилий. И ответ она получила тут же: он запаниковал, это явно читалось в его глазах.

Похоже, он вообще не собирался поднимать эту тему, делая ей предложение.

– Не важно. – Она вложила кольцо обратно ему в ладонь. – Да, в последнее время я стала слишком сентиментальной. Вряд ли этого можно ожидать от практичного адвоката, да? – Она продолжала лепетать, пытаясь заполнить неприятную паузу. Глаза ее наполнились слезами. – Глупо было даже спрашивать, я знаю, особенно если вспомнить, что тебе не составило никакого труда уйти от меня после той зимней ночи. Я хочу сказать, никто не бросает человека вот так запросто, если он дорог ему.

– Пожалуйста, послушай меня. – Он вскочил и сунул коробочку обратно в карман.

– Нет, вряд ли это поможет. – Она выставила вперед ладони, как бы защищаясь от него. – Я не могу. Я тебя внимательно выслушала, но не услышала того, чего ждала, и мне пришлось переспрашивать, чем я поставила и себя, и тебя в неловкое положение. – Она сделала несколько шагов к лестнице. – Я возвращаюсь к себе в комнату, и мы сможем выработать условия совместного воспитания нашего сына.

Татьяна побежала вниз по лестнице. Он бросился следом за ней, поймав ее на полпути.

– Ты единственная женщина, которая разбила мне сердце, Татьяна. Е-дин-ствен-на-я! – Он крепко держал ее. – Я все поставил на карту, чтобы в восемнадцать лет приехать в Нью-Йорк и увидеться с тобой. Чтобы сказать тебе то, что с таким трудом произнес сейчас. После этого Леон превратил мою жизнь в сущий ад, ведь я уехал без его разрешения, он ничего не знал об этой поездке и взбеленился из-за того, что я посмел переступить порог дома Дусе. Но все оказалось напрасно, ты даже не пожелала со мной говорить.

Она резко развернулась к нему.

– Господи, да мне было всего семнадцать лет! Отец заставил меня прогнать тебя.

Он в отчаянии провел рукой по волосам.

– Теперь-то я это понимаю. Но как ты думаешь, каково мне было тогда? – Он аккуратно отодвинул ее в сторону, словно пытался избавиться от ненужных воспоминаний. – После этого я стал совсем другим человеком. Да и ты тоже. В этом не было ни твоей, ни моей вины. Но ты, как никто другой, должна понимать, что теперь я не могу влюбиться за неделю. Я давным-давно выключил это чувство.

– Ты никогда не влюблялся? Никогда? – Она не поверила ему. – Но если ты не любил, откуда тебе знать, что такое разбитое сердце?

– Мне двадцать восемь лет, и я постоянно пользуюсь этой отговоркой – говорю, что женат на футболе.

– Ты ведь не серьезно.

Вот, значит, как! Он сознательно не подпускает к себе никого, изображая влюбленного в спорт. Татьяне стало еще больнее.