Ничья жизнь

Между тем, мой командир в это время разбиралась со своей рутиной, выражающуйся в подписании каких-то бумаг, переговорах по телефону и вживую со всякими личностями, начиная от старших бригадиров ремонтно-восстановительных отрядов и заканчивая военными и чиновниками. После всего этого Мисато в несвойственной ей манере очень долго ворчала насчёт того, что оперативный отдел не должен заниматься всем подряд на свете, а должен воевать. И пускай со всеми эти чинушами договаривается отдел по связям с общественностью, а её пускай снова засунут в военную учебку и будут опять гонять, как проклятую. И что лучше она опять будет бегать по Синьцзяну с автоматом, чем выслушивать это бесконечное нытьё гражданских, которые всю заваруху начала века отсиживались не пойми где, а теперь дрожат и хныкают от нападения какого-то дебильного Ангела…

Ворчала Мисато просто невероятно долго – минут десять, но за это время сумела вогнать меня в состояние глубочайшего ступора. Нет, то, что она очень не любила такую волокиту, это я уже успел понять достаточно давно. Другое дело, что свою работу Кацураги всегда делала только на «отлично», хотя и амплуа жёсткого и профессионального солдата ей подходило меньше всего.

Нужно сказать, что я так до сих пор и не понимал, как на должности начальника оперативного отдела НЕРВ оказалась Мисато. Она молодая, красивая, умная, весёлая, но на первый взгляд не производит впечатление опытного бойца, хотя… Иногда из Кацураги всё-таки прорывается кое-что – жёсткость, холодность, ярость, настоящие чувства, копящиеся внутри. Ведь я почти ничего не знаю о её прошлом – в сериале-то об этом почти и не говорилось ведт. Детство в интернате, потом экспедиция вместе с отцом в Антарктиду из которой живой вернулось только она одна. Кома, потом долгое лечение и восстановительная терапия, а затем капитан поступает в колледж, но вот закончила она его или нет, я уже не знал. Одно мне удалось выяснить теперь совершенно точно – после всего этого Мисато поступила в Высшую военную Академию ООН, закончила её, испытав все прелести солдатской жизни, и за несколько лет сделала головокружительную карьеру. Причём, похоже, что ей пришлось повоевать, не только сидя на командном центре управления войсками…

Правда, про себя Кацураги рассказывать не очень-то и любила, разве что на уровне баек, но не более того. Вообще, настоящая, не сериальная Мисато оказалась совершенно иной – более непосредственной и весёлой в обычной жизни, но и более серьёзная на службе. Отличия, везде отличия… Вместо «Рено» – «Тойота Супра», вместо странной короткой форменной куртки с нашивками – обычная неуставная кожанка без знаков различия. Даже столь хорошо знакомый по сериалу большой металлический крестик капитан на виду никогда не носила, всегда пряча его под блузку или платье…

Так, стоп. Нашивки.

– Мисато, а лычки лейтенантские мне когда дадут-то? – поинтересовался я у уже пришедшей в обычное радушное настроение капитана, что-то немузыкально напевающей себе под нос.

– А я тебе что, их ещё не отдала? – поинтересовалась Кацураги, не отрывая взгляда от извилистой дороги, проложенной между сопками. – В бардачке глянь – чёрный металлический пенал с нервовским гербом… Только не перепутай, там должно быть написано Икари, а то там и мой тоже лежит.

– Э-э-э… Твой что? Тебе тоже что-то навесили?

– Угу, – кивнула девушка. – Оперативный отдел разворачивают по штатам военного времени и капитану командовать им теперь не солидно. Да ещё успешно проведённая операция по уничтожению Чётвёртого Ангела тоже зачлась… Так что теперь я – майор, только лычки пока что цеплять лень…

– О, поздравляю! С повышением! Обмоем всё это дело? – оживился я. Традиции нужно же соблюдать…

– Обмоем? В смысле?

– В России у военных есть такой обычай, – начал объяснять я. – Когда получают новое звание, звёздочки для погон нужно кинуть в стакан с алкоголем – обмыть, а потом этот самый алкоголь выпить.

– Хм… – новоиспечённый майор хитро прикрыла один глаз. – И это я слышу от извечного противника алкоголя – Икари Синдзи…

– Так ведь традиция же!

– Так уж и быть, я так сделаю, но на свой счёт можешь даже и не рассчитывать.

– Газировкой обмывать не буду, – замотал я головой. – Нельзя так. Лычки боевые и обмывать их нужно по-настоящему.

– Тебе сколько лет-то, блюститель традиций? – ехидно поинтересовалась Мисато. – Двадцати ещё нет? Значит, никакого алкоголя.

Япония, блин… Тут всё строго – как у нас кому угодно в магазине сигареты и пиво с водкой продавать наверняка не будут…

– Ну, хотя бы бокал шампанского – большого вреда не будет…

– …Но на твоём дне рождения, чтобы два раза не пить.

– Жадина.

– Не жадина, а опекун! – со значением подняла палец Кацураги.

Я что-то невнятно промычал в ответ и полез в бардачок. Нашёл искомый металлический пенал, убедился, что на нём моё имя и потряс его в руке, приложив к уху. Не дождавшись шума, я подцепил ногтями тугую крышку и открыл пенал…

Внутри оказалось неожиданного много всего.

Я озадаченно почесал затылок.