Даниэль повел головой, как будто ему не хватало воздуха. Сдерживая клекот, он думал, что ни за что на свете не поссорится с Хосе. Он знал: Хосе хочет, чтобы он рассердился, но он не рассердится. Достаточно он натерпелся страха и голода с начала войны. Одного из его братьев расстреляли…
— Ты ошибаешься относительно твоей тети, Хосе…
— Ты слышал, что я сказал? А кто этот хромой тип, с которым она встречается?
— Мы все встречаемся с ним. Это наш друг, он очень помог нам во Франции. Я думаю, он замечательный художник. Мне кажется, что в этой дружбе нет ничего плохого.
Этот просительный тон, эта покорность в конце концов обезоружили Хосе. Он отодвинул стул, устало и чуть брезгливо.
— Едем домой… Вы можете делать все, что вам заблагорассудится. Более того, доктор дон Хуан хочет отпраздновать последний день вашего пребывания в усадьбе и приедет к нам завтра вечером. Я не возражаю… Я не людоед. Можешь улыбаться, когда я говорю с тобой. Я тебя не съем, я просто шутил.
Даниэль все еще поджимал губы.
— Но то, что я сказал о дружбе Онесты с моей женой, — не шутка. Пино еще очень молода, и Онес сбивает ее с толку. Матильда более разумна, мне кажется, она славная. И где только ты ее выкопал.
Даниэль поперхнулся. Вдруг он увидел себя далеко отсюда, в своем мадридском доме, уже после войны. Перед его мысленным взором замелькали приятные картины: Матильда, покорная, без вспышек плохого настроения, весь дом, трепещущий перед ним, ужин после концерта… Его мечтательный взгляд блуждал по потолку.
— Идем, — снова сказал Хосе. — Все уже ушли.
У дверей он повернулся к дяде.
— Надеюсь, вы сохраните хорошие воспоминания об этих месяцах, прожитых на острове.
— О, конечно!
Даниэль растерянно смотрел перед собой. Он уже слышал, как рассказывает друзьям о прошедших месяцах: «В великолепном доме моего племянника… Когда мы жили в роскошной усадьбе…»
— И надеюсь, ты не думаешь, что я заставляю тебя работать. Твоя жена предпочитает жить независимо, вот и все.
Они молча спустились по лестнице. Подойдя к автомобилю, Хосе сказал:
— У твоей жены властный характер, а? Поэтессы все такие.
Даниэль снова вернулся с небес на землю. Он тихо произнес:
— Матильда всегда слушалась меня. Она была хорошей женой.
— Да?.. Но она тоже не должна слишком сближаться с Пино. Я этого не хочу. Теперь она носится с идеей вступить в фалангу и помочь перестроить мир. Так ведь?
— Она говорит, что сейчас это ее долг.
— Если бы Пино занялась подобными глупостями, ты увидел бы, что произошло… Дорогой Даниэль, когда я был ребенком, ты каждую минуту называл меня идиотом, но сейчас я могу тебе сказать, что моя жизнь и мой дом устроены хорошо — именно так, как мне хочется. Именно так!
Даниэль покосился на племянника. Когда он увидел этот уродливый длинноносый профиль рядом с собой, у него появилось ощущение ночного кошмара. Даниэль встречался с племянником каждый день, и каждый день Хосе говорил ему подобные вещи. У Даниэля нашлось бы немало аргументов, чтобы возразить ему, но он терпеливо молчал. Ему не нравилось работать в конторе, это правда, однако мысль, что скоро он окажется у себя дома и там-то уж сможет кричать на своих, как ему вздумается, изливая скопившуюся злость, — эта мысль утешала его.
Когда в тот день они вернулись в усадьбу, Хосе, как с ним часто бывало, внезапно покраснел до корней волос. Столовая была полна женщин. Марта читала книгу; Матильда вязала, держась так прямо и строго, словно от движения ее спиц зависел исход битвы; служанка накрывала на стол, а Онеста и Пино шушукались в углу дивана.
Приезд обоих мужчин вызвал небольшой переполох, в комнате поднялось кудахтанье, как в курятнике, куда входят сразу два петуха. Это сравнение неожиданно пришло Хосе в голову и заставило покраснеть.
Воскресное утро выдалось облачным. После завтрака Хосе любезно пригласил всех прокатиться на вершину Кальдеры-де-Бандама, вулкана, возвышавшегося вблизи от усадьбы. Стоя на краю величественного кратера, в глубине которого носились стрижи, Онес захлопала в ладоши, а Даниэль почувствовал головокружение. Марта с беспокойством оглядывала всех, следила за их движениями. Она немного волновалась, потому что ей наконец разрешили пригласить вечером нескольких подруг и двоих приятелей. Все обещали прийти. Она была так разочарована в своих родственниках и расписывала их так ярко, что теперь со страхом ждала, какое впечатление произведут они на ее друзей.
После обеда, когда все отдыхали в столовой в ожидании гостей, Онеста и Пино ушли наверх, провожаемые недовольным взглядом Хосе.