Ничто. Остров и демоны

И в этом романе есть образ, подобно образу Ангустиас, великолепный по точности психологического рисунка. Это Матильда. Ведь действие романа происходит во время гражданской войны, фабула связана с событием, целиком обусловленным войной, — приездом группы беженцев из материковой Испании. Однако писательница как будто уклоняется от высказывания каких-либо суждений о войне. Ее герои, да и она сама, как будто равнодушны ко всему, кроме их личной судьбы: смогут ли они вернуться в Мадрид, к привычной жизни? Но вот появляется в фалангистской форме Матильда, с ее холодной решительностью, высокомерными поучениями о долге перед обществом, прикрывающими жестокое равнодушие к людям и эгоистическое самоупоение, — и перед нами раздвигается горизонт, за «островом» семейных распрей мы видим испанское общество и порожденных им демонов. Совсем не обязательно, чтобы это входило в замысел автора. Можно допустить, что писательница не намеревалась придать образу Матильды такое обобщенное социальное звучание, а хотела лишь представить психологический казус — подавленная и неудовлетворенная женственность ищет компенсации на общественном поприще, где можно повелевать, поучать, распоряжаться. Но проницательность художника часто опережает его намерения. Опираясь на запас жизненных наблюдений, вложенных в образ, мы, читатели, домысливаем его судьбу за пределами книги: бездушная и бесчеловечная энергия Матильды, наверное, окажется очень уместной в той Испании, которая складывается после 1939 года, во франкистской Испании.

Два первых романа Лафорет написаны в одном ключе (что и позволяет объединить их под общей обложкой). Они как бы продолжают один рассказ, в чем-то дополняя, а в чем-то и поправляя друг друга. Марта — это та же Андрея, только несколькими годами моложе. Это Андрея-подросток, такая же пытливая, мечтательная, но более наивная и более занятая собой. В ней чувствуется уже гордое сопротивление среде, решимость выбрать себе свою дорогу, но ей не хватает еще того заинтересованного, сочувственного внимания к заботам и горестям окружающих ее людей, которым наделена Андрея. Важно, что ни для Марты, ни для Андреи нет другого выхода, кроме бегства. Надежды на перемены, на освобождение связываются только с отъездом, с каким-то далеким большим городом, где, может быть, кипит иная жизнь… Это сближает обеих девушек с героями романтической литературы, также мечтавшими о бегстве из пошлой обыденщины, о дальних землях, о новых людях.

В «Ничто», пожалуй, лучше передана зависимость семейной драмы от исторического времени — от послевоенного голода, от разлома, принесенного войной чуть ли не в каждую испанскую семью. В «Острове и демонах» центральная коллизия кажется вневременной, свойственной буржуазному обществу во все эпохи его существования. Зато в этом романе есть выход в другой мир, неведомый даже Андрее, — мир простых людей, крестьянского труда, самой доподлинной нищеты и бездонного горя. После «Острова и демонов», после истории Висенты (по существу, самостоятельной повести, куда более жестоко-правдивой, чем вся остальная часть повествования) от Кармен Лафорет можно было ждать нового, очень значительного шага к глубокому познанию испанской социальной действительности. К сожалению, этого не произошло. Она выбрала совсем другой путь, на наш взгляд, оказавшийся губительным для ее таланта.

Между 1952 годом (когда вышел в свет «Остров и демоны») и 1956 (годом публикации следующего большого романа) Лафорет напечатала несколько повестей. На первый взгляд эти бесхитростные истории кажутся весьма привлекательными: речь идет о маленьких людях, о нелегком их быте, о смешных или трогательных семейных происшествиях. И написаны эти повести уверенной рукой (особенно «Сватовство»), Но вдруг в них звучат ноты, режущие наш слух, Трогательность переходит в умилительность, даже в юродство. То в одной, то в другой повести появляются какие-то блаженные, всей душой, забыв семью и себя самое, отдающиеся делам милосердия («Девочка»), или божьи старушки, чья благостная кротость может растопить самое озлобленное и оледенелое сердце («Призыв»).