Ничто. Остров и демоны

Я ни о чем не думала, ничего не ждала и вдруг поняла, что рядом кто-то стоит. То была Эна, взволнованная, запыхавшаяся, — должно быть, она бежала. Я медленно повернулась — мускулы мои словно бы одеревенели, как у больной, и любое движение стоило большого труда. А у нее — я это увидела! — глаза были полны слез. В первый раз я видела Эну плачущей.

— Андрея! Ну какая ты дурочка! Андрея!

Лицо у нее передернулось, будто она хотела засмеяться, и слезы потекли еще сильней: казалось, она плакала вместо меня, настолько разрядил мое напряжение ее громкий плач. Не в силах произнести ни слова, она протянула мне руки, и там, на улице, мы обнялись. Сердце билось часто-часто — ее сердце, не мое, оно стучало, как молот, где-то совсем близко. Мгновенье мы стояли обнявшись. Потом я рывком высвободилась из ее объятий. Я увидела, что она смахнула слезы, и на лице расцвела улыбка, словно бы она никогда и не плакала.

— А знаешь ли, Андрея, что я тебя очень, очень люблю? — сказала она… — Я и не знала, что так тебя люблю… Я не хотела снова тебя видеть, как все, что могло мне напомнить этот проклятый дом на улице Арибау… Но когда ты на меня так посмотрела на лестнице…

— Я на тебя посмотрела «так»? А как?

О чем мы говорили, для меня не имело значения. Значение имело лишь утоляющее боль ощущение нашей дружеской близости, оно несло мне утешение, проливалось бальзамом в душу.

— Вот… Не знаю, как объяснить тебе. Ты смотрела с такой безнадежностью… И еще… я ведь знаю, что ты меня так сильно любишь, так крепко, так верно… и я тебя, ты не думай…

Говорила она бессвязно, и эта отрывистая речь казалась мне преисполненной глубокого смысла. От асфальта поднимался запах смоченной дождем пыли. На нас падали крупные, теплые капли, а мы не двигались. Эна погладила меня по плечу и прижалась своей мягкой щекой к моей. Конец всем недомолвкам. Все волнения успокоились, улеглись.

— Прости меня, Эна, за сегодняшнее… Ты ведь не выносишь, чтобы за тобой шпионили, знаю. До сегодняшнего дня я никогда этого не делала, клянусь тебе… И в разговор твой с Романом я оттого и вмешалась, что мне показалось, будто он угрожает тебе. Может, это все смешно, я понимаю. Но мне так показалось.

Эна отодвинулась и посмотрела на меня. На губах ее блуждала улыбка.

— Но ведь это было так нужно! Ты как с неба спустилась! Разве ты не понимаешь, что спасла меня? Если я была с тобой грубой, так ведь это от невероятного нервного напряжения. Я боялась расплакаться. Ты же видишь, что теперь я плачу…

Эна глубоко вздохнула, словно так ей было легче справиться со своими переживаниями. Заложив за спину руки, она как бы потягивалась, освобождаясь от напряжения. На меня Эна не глядела. Казалось, что и говорила она не для меня.

— Конечно, Андрея, в глубине сердца я всегда понимала, что твое отношение ко мне — это нечто из ряда вон выходящее, но я никогда не признавалась себе в этом, не хотела признаться. Истинная дружба казалась мне химерой, пока я не узнала тебя, так же, как казалась мне химерой любовь, пока я не узнала Хайме. — Она застенчиво улыбнулась — Иногда я думаю: что я сделала, чем заслужила эти два подарка судьбы… Я была ужасной, циничной девчонкой, поверь мне. Никогда я не верила ни в какую золотую мечту, а жизнь всегда оборачивалась ко мне своей самой светлой стороной, — с большинством людей бывает как раз наоборот. И я чувствовала себя всегда такой счастливой…

— Эна, ты не была влюблена в Романа?

Голос мой звучал слабее, чем стук идущего вовсю дождя.

— Скажи, ты не была влюблена в Романа? — спросила я снова.

Быстрый, неопределенный взгляд слишком блестящих Эниных глаз был мне ответом. Потом она поглядела на небо.

— Мы промокнем, Андрея! — крикнула Эна и потащила меня к входу в университет.

Там мы и укрылись. Омытое дождем, лицо ее посвежело, хотя и казалось усталым и бледным, как после сильного жара. С неба уже низвергались целые водопады, гремели раскаты грома. Мы молчали и слушали дождь, который успокаивал меня и словно одевал свежей листвой, как деревья.

— Какая красота! — сказала Эна. Ноздри у нее затрепетали. — Была ли я влюблена в Романа, говоришь? — продолжала она, и на лице появилось мечтательное выражение: — Видишь ли, он меня очень интересовал. Очень!

Она тихонечко рассмеялась.

— Еще никого не удавалось мне довести до такого отчаяния, так унизить…

Я посмотрела на нее с изумлением. Она видела только освещенную вспышками молнии завесу дождя, у самого своего лица. Земля, казалось, кипела и, задыхаясь, избавлялась от всех скопившихся в ней ядов.