Ничто. Остров и демоны

Конечно, я устала и к тому же чувствовала себя чудовищно грязной. Все эти люди, двигавшиеся здесь рядом со мной или просто глядевшие из полумрака забитой мебелью прихожей, заставили меня вновь почувствовать налипшую на тело грязь и сажу. Хоть бы глоток свежего воздуха!

Я заметила, что растрепанная женщина, одурев со сна, с одинаковой улыбкой смотрит и на меня, и на мой чемодан; я тоже бросила взгляд на чемодан, и мой дорожный спутник показался мне трогательно беззащитным провинциалом. Обмотанный веревками облезлый чемодан стоял рядом со мной, как раз посреди всего сборища.

Подошел Хуан.

— Ты незнакома с моей женой? — И он подтолкнул ко мне растрепанную женщину.

— Меня зовут Глория, — сказала она.

Я увидела, что бабушка смотрит на нас с тревожной улыбкой.

— Что вы, что вы! За руку!.. Да разве так годится? Поцелуйтесь, девочки… Вот так! Вот так!

Глория шепнула мне:

— Страшно?

И мне действительно стало не по себе, когда я увидела, как лицо Хуана перекосила судорога, будто он прикусил себе щеку. На самом деле он улыбался.

Тетя Ангустиас опять принялась командовать:

— Пошли! Пора спать, уже поздно.

— Мне бы хотелось немного помыться, — сказала я.

— Что? Говори громче. Помыться?

На меня изумленно уставилось несколько пар глаз. Глаза тети Ангустиас и остальных родственников.

— У нас нет горячей воды, — проговорила наконец Ангустиас.

— Не важно.

— Ты рискнешь принять душ в такое время?

— Рискну, — сказала я. — Да, рискну.

Какое облегчение почувствовать на своем теле холодную воду! Какое облегчение стать недосягаемой для взглядов этих странных существ! Я подумала, что ванной комнатой здесь, должно быть, никогда не пользуются. В пятнистом зеркале над умывальником (какой тусклый зеленоватый свет во всей квартире!) отражался низкий потолок, весь в паутине, и среди сверкающих нитей воды мое тело: я стою на цыпочках в грязной фаянсовой ванне и изо всех сил стараюсь не коснуться черных стен.

Ванная комната походила на логово ведьм. Закопченные стены, казалось, хранили следы скрюченных пальцев, воплей отчаяния. Уродливые выбоины разевали беззубые рты и сочились сыростью. Над зеркалом (некуда больше было девать!) повесили мрачный натюрморт: белесые рыбы и луковицы на черном фоне. Из перекошенных кранов улыбалось безумие. Точно в пьяном бреду мне стала мерещиться всякая всячина. Резким движением я закрыла душ — исчез хрустальный, добрый волшебник, и снова я оказалась одна среди всей этой грязи.

Как я заснула в ту ночь — не знаю. В отведенной мне комнате стоял рояль с открытой крышкой. По стенам висели зеркала в богатых рамах. Некоторые очень дорогие. Китайское резное бюро, картины, мебель, обитая узорной тканью. Комната походила на чердак нежилого дворца и считалась, как я позднее узнала, гостиной.

Покрытая черной накидкой турецкая тахта, на которой я должна была спать, возвышалась посреди комнаты, между двух рядов ободранных кресел, словно катафалк, окруженный скорбными фигурами. В огромной люстре под потолком не было лампочек, и на рояль поставили свечу.

На прощанье Ангустиас перекрестила мне лоб, а бабушка ласково обняла. Я почувствовала, как бьется, словно зверек, ее сердце.

— Если ты проснешься и тебе станет страшно, доченька, позови меня, — тонким дрожащим голосом сказала она. И таинственно прошептала мне на ухо: — Я никогда не сплю, доченька. Всегда что-нибудь делаю по дому. Никогда, никогда не сплю.

Они наконец ушли, оставив меня одну в забитой мебелью комнате, среди колышущихся теней, которым пламя свечи дарило подспудную жизнь. Смрад, стоявший во всей квартире, в этой комнате так и бил в нос. Пахло кошками. Задыхаясь, не без риска сломать себе шею, я, как на горную вершину, вскарабкалась на спинку кресла: за пыльными бархатными занавесями виднелась дверь, и мне хотелось ее отворить. Но это мне удалось, лишь насколько позволяла мебель. Я увидела, что комната выходит на одну из открытых галерей, благодаря которым так светло в барселонских квартирах. Вверху, в мягкой мгле, дрожали три звезды, и при виде их мне вдруг захотелось плакать, будто я неожиданно встретилась со старыми друзьями.

Вместе с трепетным светом звезд на меня нахлынули воспоминания о том, как я ехала по Барселоне, переполненная мечтами, надеждами и иллюзиями, и вдруг оказалась среди этих безумных людей и странных вещей. Мне страшно было лечь в постель, похожую на гроб. Помню, что, когда я задула свечу, меня всю трясло от необъяснимого ужаса.

II

На рассвете сбившиеся простыни сползли на пол. Я замерзла и натянула их на себя.