Читаем Нидерланды. Каприз истории полностью

Однако вера вдовы Пеле не была определяющей для ее менталитета, как часто принято считать. Скорее все обстояло наоборот. Ее кальвинистские убеждения были совершенным переводом на язык религии системы норм и ценностей, которую на протяжении веков создавали ее предки, которая была перенесена из торговых городов Южных Нидерландов на север и которая наконец достигла высшей точки развития в Республике.

В первую очередь нормой были умеренность и благопристойность, хотя высшие слои общества в XVIII веке, как и в других странах Европы, в значительной мере ориентировались на Францию. Жить на ренту в некоторых кругах стало нормой, а ничего не делать — обязанностью; иногда можно было позволить себе небольшую экстравагантность, но проживать во дворцах, устраивать роскошные праздники, кутежи — все, что было присуще дворянству и крупным землевладельцам, — продолжало считаться (прежде всего в приморских провинциях) неприемлемым.

Богатые амстердамские купцы имели право и были должны вести жизнь, соответствовавшую своему статусу, но бессмысленно сорить деньгами считалось просто неприличным. Их капитал, в отличие от тех денег, которые скапливались у поместного дворянства в таких городах, как Москва, Париж и Лондон, был «талантом» в изначальном смысле слова, с помощью которого можно было дальше развивать свое дело, тем фундаментом, на котором могли бы строить дальше будущие поколения.

Эта жизненная позиция со временем обрела религиозное содержание. Пасторы неустанно призывали к добродетелям умеренности и самодисциплины. Удовольствия, даже самые простые, были скоро заклеймены как греховные; излюбленными темами проповедников служили грехи «жадности» и «сладострастия». В 1655 году под жестким давлением церкви в Амстердаме были даже приняты так называемые «законы против роскоши», запрещавшие слишком большие излишества. На свадебных торжествах, например, количество гостей не должно было превышать 50 человек, а праздник не мог длиться дольше двух дней. Когда 11 мая 1772 года при пожаре амстердамского театра погибло 18 зрителей, в основном богатых горожан, повсюду было объявлено, что это несчастье есть кара Божья за безнравственность, которая имела место как на сцене, так и вокруг нее.

Однако список добродетелей и грехов, на который ориентировались в мире вдовы Пеле и который мы назвали бы сегодня «кальвинистским», не был составлен в кабинете пастора. Его источником являлась скорее деловая традиция купечества. И купечества не Лейдена или Амстердама XVII века, а Брюгге XIV или Гента XV века.

Было бы весьма познавательно для каждого, кто хотел бы лучше понять Нидерланды, провести разок выходные в бельгийском Брюгге. Кто после этого зайдет в Амстердамский исторический музей, будет поражен: Амстердам XVI века, в то время развивавшийся купеческий город со всеми его ступенчатыми фронтонами на большой рельефной карте Корнелиса Антониса, несколько портретов купцов, архитектура старой амстердамской ратуши — все это оказывается упрошенной, грубоватой имитацией того, что уже раньше можно было видеть в Брюгге.

«Весь этот комплекс голландского трезвомыслия, скаредности и умения находить компромиссы родился во фламандских и брабантских городах Позднего Средневековья», — справедливо констатирует нидерландский историк литературы Херман Плей, и все больше его коллег приходят сегодня к подобным выводам. Наше нидерландское своеобразие, как выясняется, коренится не только в средневековых и ранненововременных «плотинных товариществах», началах нашей так называемой польдерной или вообще гидротехнической модели, но, по крайней мере, в той же степени в независимой городской культуре, которая развивалась с XIII века в таких богатых городах, как Брюгге, Гент и Антверпен. После падения Антверпена в 1585 году вместе с многочисленными иммигрантами она пришла на север, а вслед за тем испытала упадок на юге из-за сильного влияния испанской придворной культуры. Однако на севере эта культура продолжила свое развитие, превратившись в тонкую и прагматичную комбинацию гражданской сознательности и личного интереса, долгое время определявшую нидерландский менталитет.

Стремление к равенству; осторожное отношение к тому, чтобы, выделяясь в какой-либо области, не вызывать слишком большую зависть; требование в любой момент быть в состоянии позаботиться о себе; постоянная склонность избегать военных столкновений, а компромисс ценить выше силы и чести; очень большая гибкость; подчас плоская деловитость; антипатия к почетным титулам и другим бесполезным атрибутам; терпимость по отношению к чужим обычаям и взглядам — все это важные или, может быть, даже жизненно необходимые качества купеческой культуры закрытого города.


Перейти на страницу:

Все книги серии Национальная история

Похожие книги

100 великих казней
100 великих казней

В широком смысле казнь является высшей мерой наказания. Казни могли быть как относительно легкими, когда жертва умирала мгновенно, так и мучительными, рассчитанными на долгие страдания. Во все века казни были самым надежным средством подавления и террора. Правда, известны примеры, когда пришедшие к власти милосердные правители на протяжении долгих лет не казнили преступников.Часто казни превращались в своего рода зрелища, собиравшие толпы зрителей. На этих кровавых спектаклях важна была буквально каждая деталь: происхождение преступника, его былые заслуги, тяжесть вины и т.д.О самых знаменитых казнях в истории человечества рассказывает очередная книга серии.

Елена Н Авадяева , Елена Николаевна Авадяева , Леонид Иванович Зданович , Леонид И Зданович

История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное