Через три минуты во дворе прямо между поломанной телегой с сеном и колодой, на которой рубили дрова, раззявил алую пасть дальний портал главного корпуса жандармерии Ахенбурга. Суровые усатые мужики в чёрных мундирах заковали в заговоренные кандалы некромансера Сапека. Тот с момента поражения держал рот на замке, не реагируя ни на чьи вопросы и угрозы. И лишь напоследок, перед самым переходом, обернулся к стоящей между боевиками Ниенне.
– Та шшштоп ты сссдохла до срока, сссфффука, – сердечно пожелал ей некромансер.
– Посвисти мне еще, суслик недоделанный, – тут же зло оскалилась в ответ Герда.
Держащий его жандарм, не чинясь, двинул задержанному по шее, и тот моментально заткнулся.
Когда Сапека увели, один из городовых поднял на адептов Академии глаза.
– Вы с нами, ребята? Наверное, домой хотите?
Ниенна очень хотела в свою комнату, с горячей ванной и белоснежным постельным бельем. Но Альбрехт взглянул на деревенских, на расстроенно надувших губы рыжих близняшек около бледного Эдгара, на почесывающих голодные животы парней из своей боевой тройки, на детишек, облепивших Бродди – и покачал головой.
– Спасибо, офицер, мы сами доберемся. Тут местным помочь надо.
– Добро, – взгляд жандарма потеплел. – Берегите себя. Буду ходатайствовать о представлении вас всех к награде. Такого гада изловили, некоторые упыри грехов меньше имеют!
А дальше все завертелось с бешеной скоростью. Не успели адепты оглянуться, как оказались на вчерашней площади перед домом старосты. Еще через малое время обнаружили у себя в руках чарки с пенной медовухой, которую щедро наливали прямо из огромной бочки.
– За наше, сталбыть, здоровье и за славных спасителей, да наградит их Всеблагой Левий новыми силами для свершения подвигов! – торжественно провозгласил староста, поднимая огромный глиняный жбан.
Герда подмахнула чарку единым залпом – и тут же сурово сдвинула брови.
– Барич Репняной, вы же зарок дали – хмельного не употреблять, пока бесов не победите!
– Так я и не употребляю! – поспешил объяснить пришедший со всеми Ивор и показал полупустую чашу с молоком. – Мне легче стало апосля ваших пилюль, могу не только сладкое вкушать…
Он приблизился к боевикам и, понизив голос, попросил.
– Возьмете меня с собой, как в Ахенбург вертаться будете? Я хоть завтра с утра готов, уже и вещи собрал! И отец меня благословил, ему уже лучше, один какое-то время поживет, справится…
– Зачем? – насторожился Эдгар.
Ниенна едва не рассмеялась. Понимает, стервец, что срамные шутки могут ему выйти боком, как только Репняной доберется до нормальных целителей и расскажет о своём необычном недуге!
Но толстяк вдруг смутился и заговорил совсем шепотом.
– Учиться желаю богоугодному делу, милсдари! Я хоть и грешник, да на пусть искупления твердо встал, и не сверну боле. А раз отца-благодетеля у нас уже много лет, как оказалось, не имеется, то на него и выучусь, в Академии богословия. Если уж упырь притворялся глухим и при этом справно службы нес, чем же я хуже? Я хоть обманывать доверчивых людей не стану и честно молиться буду за всех – и за селян, и за вас, милсдари, и даже за хранителей наших! Раз они существуют и нам так помогли, отчего же об их благополучии не попросить?
– И впрямь, – согласился опешивший Эдгар. – А как же ваши, хм, пристрастия к женскому полу? Там ведь не получится, как вы привыкли. Жениться дадут один раз и на всю жизнь.
– А я и не хочу больше, – отмахнулся барич Ивор. – Как представлю, что на бабах тоже бесы срамные водятся, так верите, нет, аж бежать от них охота вприпрыжку! Не хочу я больше такого позору, милсдари, вдруг и впрямь до короля дойдет?
– И то верно, – кивнул с видимым облегчением Эдгар. – Ну… Тогда милости просим с нами. До столицы порталом вмиг домчим, моргнуть глазом не успеете!
Ивор Репняной просиял, словно ему пообещали драгоценный подарок, торопливо раскланялся, пожелал присутствующим славного вечера и убежал за околицу.
– Ох, и злющий с него отец-благодетель выйдет, – фыркнула ему вслед Азали. – Зря ты его этими бесами напугал, он же день и ночь будет зудеть над крестьянами своими насчет грехов плотских и нечисти срамной, житья никому не даст. Из бывших грешников получаются самые рьяные святоши.
– Посмотрим, – пожал плечами боевик. – В любом случае, я не намерен ждать, пока он просветлится и вернется домой, окучивать мозги окружающим на предмет богоугодной и праведной жизни. И вообще, собираюсь этой ночью грешить, как последний сукин сын. Ибо бабы, как вчера верно подметил наш барич, есть отродья рогатых, а кто я такой, чтобы влиянию столь могучих созданий сопротивляться?
С этими словами Эдгар осушил чарку с медовухой до дна и слегка шатающейся походкой побрел вперед. Рыженькие близняшки встретили его довольными возгласами и тут же затащили в танцевальный круг.
– Это какая чарка по счету была? – фыркнула ему вслед Ниенна.
– Вроде пятая, – ответила Герда. – Пускай веселится, заслужил.
– Вы все заслужили, – высунулась из-за их спин черноволосая Агашка. – Выпейте, госпожа некромансерка, вам полегчает!