Солнце окончательно взошло, когда последний призрачный мальчишка растворился в нависшем над лесом розоватом облачке. Золотые лучи осветили покрытую пеплом и копотью поляну, едва живых от усталости и истощения чародеев, связанных и валяющихся в траве эльфов, которых оказалось не меньше пяти десятков. Декана целителей Левию, что с трудом спустилась с сосны, и теперь брела к своим ученикам, чертыхаясь и прихрамывая.
Но те не обращали на наставницу никакого внимания. Они стояли в центре поляны, растерянные и опустошенные, скованные навалившимся отчаянием сильнее, чем любыми цепями.
У их ног навзрыд плакала рослая девчонка в униформе боевика, с исцарапанным лицом и растрепанной светлой косой. К груди она прижимала хрупкое девичье тельце в разорванном балахоне некромансера-первокурсника. На тоненькое личико, бледное, как молоко, падала копна совершенно седых волос.
*
Ниенна помнила яркий свет, ласкающий и зовущий. Как качалась на невидимых волнах и смеялась, как парила, раскинув руки, словно во снах из раннего детства. Рядом летел Ленок, тоже растопырив в стороны ладошки — обе, целые. По другую сторону болтал ногами и заливисто хохотал зеленокожий и клыкастый мальчишка, кувыркался в потоках света, щекотал толстенькие пятки смешного маленького краснолюдика, летевшего впереди. Тот лягался и довольно визжал, улыбаясь во весь щербатый рот.
— У меня жуб новый вылос! — прокричал краснолюдик и ринулся вперед, к возникшим прямо в пустоте сияющим воротам.
И мальчишки вместе с вереницей других призраков, обретших яркость и плотность, скрылись за узорчатыми створками.
А Ниенна осталась.
— Рано тебе, девочка, — шепнул чей-то ласковый голос, и казалось, он звучал в пространстве со всех сторон. — Ты еще достойно мне послужишь и совершишь много деяний в мою славу. Возвращайся назад. И помни — потом станет легче.
А затем неведомая сила подхватила ее резко и болезненно, словно клещами, и потянула назад. И трещал мир, разваливаясь на части, и земля горела под ногами, и огонь сжигал ее дотла, и кости осыпались прахом. И Ниенна плакала и кричала, но никто ее не слышал, ведь у нее больше не было ни голоса, ни слез.
И лишь слова, просто зародившиеся в крохотной точке разума, выходили в бушующий первородный океан, обретали жизнь и ярость, которая по силе не могла сравниться ни с чем. И летели они от края до края Вселенной, наполняя пустое пространство звуками и голосами.
— Заразаааа… Как же больно…
И треснувший мир вновь сросся в единое целое.
Ниенна лежала головой на чем-то мягком, едва покачивающемся. Теплые пальцы осторожно гладили ее по волосам.
— Очнулась? — шепнул рядом тревожный голос.
— Просыпается, — ответил другой, прямо над ее головой.
Ниенна открыла глаза и увидела прямо перед носом обольстительную девичью грудь, обтянутую лишь тоненькой рубашкой.
— Однако, — едва не закашлялась она. — Подобное зрелище — не совсем то, с чего бы я хотела начинать возвращение в жизнь, но определенно впечатляет.
— Балда, — всхлипнула обладательница груди и обняла ее еще крепче.
Ниенна попыталась улыбнуться и поняла, что губы иссушены.
— Герда… — лишь шепнула она с облегчением. — Азали… Вы живы.
— И ты жива, пташка. Это самое главное. А остальное мы преодолеем…
Ниенна едва открыла рот, чтобы спросить, о каких преодолениях идет речь, как раздались торопливые шаги, а затем женский визг.
— Адептка Герда Сигердоттер! Вы зачем залезли в постель к больной, еще и в одном исподнем?! Вы что себе позволяете, у нас приличный лазарет!..
— Тьфу, дура, — тихонько скрипнула зубами Герда, и елейным голоском ответила. — Целительница Амалия, довожу до вашего сведения, что ваш младший сын, адепт факультета боевых искусств, два года назад потерял невинность именно со мной. Не знаю уж, к прискорбию вам эта новость или к радости, но как есть. Сообщаю лишь для того, чтобы показать — ваши намеки омерзительны. А Ниенне нужно тепло, вы сами знаете, ее необходимо греть днем и ночью, чтобы очнулась поскорее.
— И нет, кристаллы, эликсиры и грелки не годятся, наставница Левия прямо сказала, — выразительно подвигала бровями Азали. — Если бы вы чаще проведывали больных, то знали, что мы тут днюем и ночуем по очереди уже вторую неделю.
Целительница Амалия, неопрятная толстая баба, побагровела от злости. Но сказать было нечего, и она развернулась и ушла, бросив на ходу:
— Кормить ее тоже сами будете! Мне некогда!
— И будем, — показала вслед неприличную комбинацию из трех пальцев Герда, как только за теткой захлопнулась дверь. — А потом в баню отнесем, косточки прогреть на деревянной полке самое то…
— Погодите, кто меня грел? — спохватилась Ниенна, проводя пальцами по волосам. Какие-то суховатые, грязные…
— Мы и еще девчонки с нашего факультета, — объяснила Азали и, не дожидаясь дополнительных расспросов, фыркнула. — Мальчики тоже просились, мы их выгнали, конечно. Знаю я, как они согреть могут. Навещали только под нашим присмотром. Пирожные коробками таскали, я их в ледяной угол отнесла, чтобы не пропали. Тебе ж теперь есть надо будет много и всегда.