Секретарь-казначей местного отделения профсоюза – самый болтливый и настырный тип, какого я когда-либо встречал (он мог бесконечно говорить ни о чем), – только что закончил свою речь на тему «Увольнения по городу». «Не обманывайте себя, – говорил он. – Слухи верны. Нужно быть готовыми к увольнениям. Вы знаете, что мэр всегда ненавидел Управление. Копы и пожарники его любимцы. Даже мусорщики, по его мнению, важнее нас». Сейчас наступило время вопросов и ответов. И соцработники не разочаровывают его. Они в ярости атакуют… Те же самые люди, которые лишь несколько дней назад восклицали с недовольством: «Как я ненавижу эту работу… Я не останусь… Как только подвернется что-нибудь, я сразу уйду… Пропади все пропадом!», сейчас высказывают с таким же жаром свое негодование, что по милости мэра они стали агнцами на закланье! По милости городского правления! Министерства! Города, штата и федеральных финансовых фондов! Продажных городских чиновников! Предыдущей администрации! И так далее, и так далее. Ненасытность секретаря-казначея в словесном удовлетворении вознаграждена сверх ожиданий.
Собрание, назначенное на утро между 9.30 и 11.00, продолжалось до 3.45 пополудни. Достойные государственные служащие, многие из которых приехали издалека – из Бруклина, Бронкса и Куинса, – чтобы послушать своего могущественного профсоюзного оратора, заполнили наш офис на пятом этаже, который сейчас был забит под завязку; мне никогда не приходилось видеть в нем столько народу. Обошлись даже без самой великой вещи в мире – обеда. Никто о нем не вспомнил. Даже Мать Земля (жареный цыпленок и шоколадный торт) и Крысеныш (печенка на ржаном хлебе), для которых обед был превыше всего, а обеденные привычки так же постоянны, как громкий призыв миссис Нокс в конце месяца о сдаче статистических данных. Всех как громом поразили пророчества великого оратора. А почему бы и нет? Их жизненные планы, всецело связанные со службой, состояли из всех этих чудесных благ – пенсионного плана, больничного плана, медицинского плана, ежегодного отпуска, отпуска по болезни, перерыва на обед – и никто не изнурял их, состязаясь с ними за их работу, их деньги, их повышение по службе; теперь же все эти с трудом завоеванные блага и дополнительные льготы утекут сквозь пальцы, если их уволят.
Даже я остался послушать. Не потому, что меня так уж сильно интересовало, что скажет представитель профсоюза (в глубине души я чувствовал, что мне ничто не грозит), просто мне представилась великолепная возможность уколоть моих коллег. Я чувствую себя на высоте положения, когда люди оказываются в подавленном состоянии. Мне лучше всего в такие гнетущие моменты, и я часто, не особо стараясь, проявляю сатирический дар и остроумие. И как только сегодня утром секретарь-казначей открыл рот, я понял, что это удобный случай, чтобы превзойти самого себя.
– Коллеги и сослуживцы, – начал я, – наш секретарь-казначей прав. Если у нас есть какие-то законные жалобы, давайте сейчас же создадим комитет, суммируем наши соображения, запишем и представим их на рассмотрение в офис по инструкции 18-787.
– К черту инструкции! Мы не хотим потерять нашу работу!
– Коллеги, когда вы поступили на работу в Управление и получили статус государственного служащего, это были не просто слова. Вы получили долговременный контракт с администрацией города Нью-Йорка, я цитирую: «Вы обеспечили себя работой на всю жизнь». Могли бы мы просить чего-то большего от этого великого города?
– Но я по возрасту старше всех в отделе. Если будут увольнения, меня выгонят первым!
– Только так какой-нибудь привилегированный городской чиновник из центра сможет содержать свою любовницу с ее дорогостоящими привычками, дружище.
– А как же моя жена и дети? Она больна, нуждается в операции, а у всех ребятишек зубы выросли вкривь и вкось. Кто заплатит за их скобки?
– Дорогой мой, уродство укрепляет характер. Мы все это знаем. А что касается вашей жены – женщины живучи. Они сильный пол. Стоит их только попросить. Кроме того, кто в сегодняшнем мире соблюдает контракты? И даже если вы на государственной службе и работа для вас – вся жизнь, это вовсе не значит, что ее не могут у вас отобрать. Кстати, нам только что доказали, что могут!
И так я перебивал всех критическими замечаниями, подстрекая не только своих коллег из отдела В и других отделов, но также тех, кто примкнул к нам из других четырех районов. Сомневаюсь, что даже Бродски смог бы доставить мне такое удовольствие. Это был лучший день за все тридцать четыре года моего тесного сотрудничества с Управлением.
Не стоит и говорить, что мои пропущенные визиты к Бродски также не принесут никакого вреда. Почему его надо оберегать от превратностей судьбы? Напротив, это как раз входит в мои планы, которые я составил для него на недели и месяцы вперед.