Нигилист-невидимка

В большой комнате имелось окно, забранное второй, зимней рамой. «А что, если? — прикинул Савинков, но потом скептически усмехнулся. — Глупость». Взгляд с перекрестья рамы скатился на постель.

— Ты ведь этого хотел, Жорж Данден! — воскликнул он и плюхнулся на матрас.

Из одёжного шкапа торчала калоша, будто наблюдая. Её тупой сомячий нос, покрытый серой засохшей слякотью, просил угощенья в виде хорошего пинка. Савинков косился на неё, но ленился. Валялся, бездумно таращась между штиблетами, то сводя, то разводя их. В проёме темнел кусочек сеней. Из мрака, как жёлтый бриллиант, сияла замочная скважина. Если оттолкнуться от подоконника и с разбега пнуть по ней… Финн, Юсси, топор…

«Тюкнет впопыхах, не разобравшись, — Савинков вздохнул. — Действительно, зачем я побегу? Разве за мной что-то числится, ради чего стоит улепётывать сломя голову? Возникнут потом у товарищей многочисленные вопросы, не обоснуешь своего поведения. Или… Зачем караулят? В самом деле, не сдадут же меня… Не сдадут ли жандармам?»

Графиня Морозова-Высоцкая не производила впечатления твердолобой сторонницы режима. Изрядно в годах, но с осанкою, она встретила Савинкова в гостиной, богато и со вкусом обставленной, хотя и обветшалой. «Как и сама графиня», — тут же пришло на ум. И Аполлинария Львовна поняла, поскольку давно осознала сей факт и примирилась до полного великодушия к новым кощунникам.

— Выпьете со мной чаю, — она великолепным, исполненным достоинства мановением руки отослала Ежова, который безмолвно повиновался и растаял как тень. — И без титулов, прошу. Мы тут живём в новом обществе, по-простому.

Уселись за чайный столик, расторопно накрытый Марьей. Новенький изящный сервиз дрезденского фарфора радовал глаз.

— Поухаживайте за мной, Борис Викторович, — приободрила графиня слегка оробевшего Савинкова. — Вы, верно, устали с дороги?

— Добирался на перекладных, — беглый ссыльный скромно опустил глаза, взял хрупкий заварочный чайничек с золотым ситечком. — Одним рейсом опасался, чтобы жандармы не сняли с поезда. Ехал по-разному. Бежал я десятого числа, но…

Савинков замолк. Налил себе и стал помешивать ложечкой сахар.

— Окольными тропами, что вились пред вами в лесной глуши, возвратились к океану смерти.

— Как вы сказали? — вскинул голову Савинков.

— Повторить? — явила неожиданную прямолинейность Морозова-Высоцкая.

— Если не затруднит.

Графиня повторила. По спине Савинкова пробежал холодок. Не зная, куда себя деть, торопливо отхлебнул чай, обжёгся, поставил чашку, неприлично громко звякнув.

— Меня, наверное, ищут, — проговорил он, помедлив и находясь в смущении. — Вынужден был побеспокоить, несмотря на соображения конспирации, но и руководствуясь, прежде всего, ими… — он запнулся. — В Вологде Анатолий Васильевич Луначарский рассказывал мне о вас.

— Вот как, — морщины на лице графини разгладились. — Лестно. Помнит ещё.

Савинков легонько покрутил чашку, как бы поправляя.

— Расскажите о себе, — мягко подтолкнула графиня. — Кого из людей в ссылке знали?

И беглец выложил козырь.

— Адрес ваш назвала мне Екатерина Константиновна Брешко-Брешковская и снабдила рекомендательным письмом к вам. Вот оно. Прошу прощения.

Он надорвал подкладку на шляпе, извлёк сложенную четвертушку бумаги и с лёгким поклоном протянул Аполлинарии Львовне. Морозова-Высоцкая приняла ксиву, поднесла к носу лорнет.

— Другой разговор, — когда она дочитала, взгляд сделался почти дружеский. — Вы можете остановиться у меня. Место за столом найдётся. Здесь тихо. Если вы будете избегать пьяных дебошей и назойливости в отношении замужних дачниц, это позволит исключить полицию из круга общения. Глупости происходят от скуки, а скучно у нас не будет. Мы привлечём вас к революционной работе в пределах дачи, если вам угодно. Нам очень не хватает лишней пары рук.

Савинков замялся.

— Вы желаете навестить Веру Глебовну? — в лоб спросила графиня.

«И про жену знает? — молодой человек был сбит с толку. — Верно, Ежов разболтал, чума. Все всё видят, все всё знают, все треплются обо всём почём зря».

— Для меня сейчас путь домой есть кратчайшая дорога на Шпалерную. За квартирой наверняка установлено наблюдение. Всюду шпики, всюду глаза и уши.

Лицо графини выразило приличествующую моменту тень печали, которая пробежала и растаяла, подобно облачку на небосводе вежливого внимания.

— Я к вам потому и пришёл, что это наименее вероятно для охранки, и, как сказала Екатерина Константиновна, вы можете оперативно помочь перебраться за кордон.

— Сейчас возможности куда скромнее, а ряды совсем жидки, — печально сказала Аполлинария Львовна. — Я лишена возможности снабдить вас паспортом, и даже проводника-контрабандиста для перехода границы взять неоткуда.

— Однако, — осторожно рискнул Савинков, — могу ли я рассчитывать на ссуду, пусть под определённый процент?