Нигилисты

Илья, видимо, тоже переживал. Он чувствовал, что у него вытащили что-то из груди, а взамен ничего не положили. И вокруг тоже было пусто. Он не кричал, не плакал. Не было ни привычки, ни желания. Но неосознанно ждал, когда то самое, которое было в нем, пока его не забрали, вернут на место.

Напиться не удалось. С кареглазой девочкой с кирюхиной фотографии ему стало лучше, но она на другой день уехала. А потом началось такое, что невозможно было даже вообразить. Он за несколько дней забыл, как живут обычные люди. Тем более – как они разводятся. Смех один – все их метания вдоль заборов.

Утром Илья проснулся по привычке в 6.00. Хотя мог и поспать. Спешить было некуда.

– Хватит бухать! – Сказал он самому себе в зеркале и пошел к двери, ногой, почти не глядя, на ходу захлопывая дверцы пустых шкафов. Значит, Светка все-таки приехала вечером и забрала оставшееся имущество. Новая семейная жизнь свивалась в гнездо.

Пройдя через два двора к парку, с начавшим уже оседать снегом, Илья побежал по дорожкам. С полчаса он бегал один, не считая собак, которые делали свои дела под кустами и даже пристраивались бежать наравне с ним.

Хозяева – кто, сутулясь, кутался в пальто, зябко гнулся и спал еще на ходу, кто бодрился, кричал: «Дикки! Оставь ее! Оставь! Ты же умный мальчик… А ну-ка, побежали… Иди сюда, негодяй…»

Илья загляделся на то, куда это хозяйка с негодяем Дикки побежали и налетел на высокого мужика. Очень тонкого и жесткого, как прут. (Вот это я понимаю – твердый!) Илья извинился и побежал дальше.

Вслед донеслось нечто несуразное, Илья так и не решил – ответное это извинение или что-то еще:

– Вы доставили мне удар. Но я поставил вам тело преградой.

Иностранец? Да нет, говорит чисто. Только… Человек с расстройством речи, или мозга порождающего ум в его норме. Сразу не понять – с падежами он не дружит, или вообще что-то не так с глубинными пластами. В самих фразах какая-то белиберда. Еще дальше – в голове. В том, как она работает, в том, что ценит и выделяет.

И потом, когда шел домой, восстанавливая дыхание и давая телу немного остыть, все думал, что в нем не так? В этом мужике? Прямо как в дерево в него с разбегу… Длинное до пола пальто, шляпа, как у Максима Горького. Сапоги на ногах… Шпион какой-то. И потом, темные очки спозаранку? Толстые в стеклах и тоненькие в дужках, дужек совсем не было видно. Казалось, линзы сами по себе висят обочь носа.

Вспомнилось, пока Илья бегал, он все время видел этого человека. А тот видел его.

Что он терся в парке утром один без собаки? Хотя, собака могла быть где-то в глубине: за сугробами, за кустами. Могла, но ее не было. Илья был уверен в этом.

Впрочем, о странном субъекте он вскоре забыл. И впал в тоску. Не то чтобы он стенал и метался по комнатам, но было скучно. Что бы он ни начинал делать, через минуту откладывал. Пресно. И даже тошно.

Застрелиться Илья не мог пот двум причинам: во-первых, не было пистолета, во-вторых, в голову нет приходило.

Собрал спортивные штаны, футболки, куртки – засунул комком в стиральную машину и включил ее.

Вот она начала пшыкать воду, вот с утробным стонами покручиваться туда-сюда… Маета. И пойти некуда.

Набрал Лилю. Вдруг она не уехала.

– Да?

– Ты дома?

– Через три дня буду. А что?

– Ничего. В окно не высовывайся – простынешь.

Отключился.

Вчера она и, правда, пришла по звонку. Скинула легкое пальтецо и осталась в тонком прямом платье из трикотажа, под горло. Маленькая, худенькая. Как воробышек. Вроде бы все закрыто, но видно, что и бедрышки стройненькие, и попка приподнята. Тоненькая талия пропадала в глубине платья… Глаза большие, темно-коричневые, бархатистые с удивительным бардовым оттенком. Лицо чистое, ясное. На заглядение девочка.

– Ты прям отличница! – Сказал ей Илья вместо «здравствуйте».

Девушка удивленно и вопросительно вскинула на него глаза. Потом повернула голову к Кириллу:

– А вас двое что ли?

– Да мы так – поговорить, – не дал ему ответить Илья. – Тебя как зовут?

– Лиля.

И глаза светятся, и совсем она не боится по квартирам бородатых мужиков шастать.

– Брик? – Спросил Илья.

– Брик.

Она вновь удивленно посмотрела на него.

Кирилл захохотал.

– А ты чего? – Илье почему-то захотелось отвесить другу небольшую оплеуху.

Тот, видимо, почуял это, и сразу успокоился:

– Да – то. Она, правда, Лиля Брик. Я даже паспорт у нее смотрел – тоже вначале не поверил.

– Только мне с вами разговаривать некогда, мне еще уроки учить, – сказала Лиля Брик.

– Что? – Илья повернулся к художнику в стиле «ню», который по его утверждениям, смотрел у нее паспорт: – А лет ей сколько?

А потом он провожал ее домой. Оказалось, что она, действительно, живет в трехстах метрах, только не от Гольяна, а от Ильи.

Ей было заплачено за два часа за то, что она сидела с ними за столом.