Нигредо. Книга II

Только спустя несколько секунд Лоренц осознал, что Николь пропала. Его рука, некогда сжимавшая ее тонкую ладонь, намертво вцепилась в узорную крышку стола. Исчез Николас – Лоренц перестал слышать его тяжелое приглушенное дыхание. Слишком тихо. Ненормально тихо. Все еще не соображая, что произошло, он распахнул глаза, ощущая, как ужас медленно поднимает волоски на шее, словно кто-то подул ледяным в затылок. Дыхание перехватило, пальцы свело.

Стены комнаты были разрушены и лежали в руинах. Крыша провалилась, обнажая больное грозовое небо, в которое входили кроны древнего черного леса. Стол залит чем-то липким и тягучим. Запах тошнотворный. Чернила. Все в чернилах. Канделябр валяется на полу, свечи оплавлены или сломаны. Кресла вокруг пустуют – пыльная паутина тянется от спинок к сиденьям, серебрясь в призрачном свете.

Лоренц попытался вскрикнуть, но губы отказались двигаться. Он не отрывал взгляда от места напротив, где восседала какая-то нелепая сгорбленная фигура. Черная, тонкая, лишенная характерных, для человека, изгибов и линий. Скорее, набросок, чем законченный рисунок. Клякса на белом листе бумаги. Нечто неготовое, не сформированное. Абстрактное.

Тварь не шевелилась, но Лоренц чувствовал, что она следит за ним. Наблюдает за каждым движением, оценивает, взвешивает, рассматривает и изучает.

– В черном-черном-городе, за закрытыми дверями одной черной-черной комнаты, – донесся до Лоренца приглушенный мягкий голос - Писатель услышал шуршание пера по бумаге…

Интересно, как может говорить эта тварь, если у нее даже рта нет. Да и откуда взяться голосу, если это только часть его фантазии, или сна. Лоренц просто задремал, только и всего. А этот кошмар, навеянный проклятым модулем МолоХа, на самом деле, совершенно безобиден. Просто обычный морок.

– Писатель подошел к двери и перевел дух, чтобы заглянуть внутрь. Там он увидел Чернильного Человека, который написал на себе самом всю свою судьбу.

Слова неизвестного отгремели с торжеством набата. С грохотом вокруг Лоренца встали высокие каменные стены. Кирпичная кладка, сжавшая с двух сторон. Через провал крыши виднелись черные ветви Вимарга. Еще немного, и они, точно змеи, проберутся внутрь.

Лоренц рванулся, попытался вскочить, но что-то удерживало его на месте. Чернила. Бесконечные чернила, что пульсируя, словно кровь из артерии, наполняют комнату. Он отшатнулся от стола, перебарывая сам себя, вскочил на ноги и ушел в черный омут с головой. Где-то высоко-высоко над ним проплывали густые грозовые тучи. И звучал голос. Живой голос.

***

– Как бы я не любил все эти сеансы, – говорил ему Николас четвертью часа позже, наливая в высокий стакан холодный чай, – Эта штука с психокинетической комнатой – действительно, забавная.

Угу, забавнее некуда. Когда Лоренц проснулся, его голова гудела, мысли разбредались, руки и ноги затекли. Перед глазами стояло смазанное и тусклое воспоминание о громадной кирпичной стене. Все остальное, если там что-то и было, пропало бесследно.

Кому-то из испытуемых на сеансе привиделись кошмары. Одни утверждали, что видели призраков. Другие разговаривали с умершими родственниками. Корнелиус Нойман был уверен, что успел вступить с одним из духов в романтическую связь. Николь уверяла, что даже не сомкнула глаз и все, что запомнила – это пение птиц и журчание ручейка. Опыт, который никак не хотел вязаться со спиритическим сеансом и психокинетической комнатой.

– Но ты так и не увидел ничего во сне? – переспросил Лоренц, устало потирая виски, – Ни одного воспоминания?

– Ни одного, – подтвердил Николас – И разве это не замечательно?

Лоренц пожал плечами, похлопал себя по карманам в поисках сигарет. Николас ткнул его в бок.

– Зато я помню, как ты переживал насчет числа участников перед сеансом. Я же тебе говорил, что это глупая затея, верно?

– Верно, – признал Лоренц, – Только я не пойму к чему ты клонишь.

– Все семь свечей на месте, – произнес Николас доверительно, ткнув пальцем в одинокий канделябр, оставшийся на столе, – Видишь, нас как было семь резидентов, так и осталось. Никто не пропал.

– Да, – подтвердил Лоренц, – Вижу. Как и было. Семь.

2.

Потом говорили, что дождь продолжался всю ночь. Тяжелые косые струи воды молотили по окнам, преломляли желтый свет далеких уличных фонарей, стучали по мостовой, разлетаясь прозрачными искрами. Низкое опухшее небо, нависшее над Вальдевартом, цеплялось за крыши домов, укрывало серой периной верхушки леса, катилось густыми валами, отражаясь в витражных лужах. Тусклый диск больного солнца едва проглядывал через пелену, то возникая, то исчезая, а неумолимый промозглый ветер беспощадно трепал кроны деревьев, рвал на мелкие лоскуты тяжелые облака.

Вальдеварт простыл, посерел и осунулся. Больной городок на берегу реки нехотя клонился в сон.