Ниязбек

Было десять утра, когда Ниязбек Маликов вышел к толпе на площади. За час она выросла до десяти тысяч. Толпа заняла всю лестницу, сползла по ней к набережной, окончательно вытеснив оцепление, и теперь подбиралась все ближе и ближе к тройному кольцу вокруг здания ФСБ. С другой стороны толпа упиралась в парк, и кое-кто уже разбил под деревьями палатки. С Ниязбеком был мэр Торби-калы и председатель парламента, и, когда толпа их увидела, она стала кричать и стрелять в воздух.

– Ниязбек! Ниязбек! – скандировала толпа.

Любому журналисту CNN, снимавшему толпу из-за плеча вооруженных охранников Ниязбека, она показалась бы неотличимой от той, что брала Бастилию в 1789 году или Зимний в 1917-м. На самом деле отличие было, и оно заключалось в том, что Бастилию брали отдельные люди. Они могли быть объединены общей идеей или общим безумием, их могли привести с собой друзья или даже отцы, но в обычной жизни каждый из людей, бравших Бастилию, был обыкновенным сапожником, шорником или чернорабочим, и в своей жизни он руководствовался теми правилами, которые диктовал для себя он сам, Всевышний и закон.

В этой толпе мельчайшей единицей был не человек, а род, и каждый человек делал не то, во что он верил, а то, что приказывали ему старшие. Люди, пришедшие на площадь, были родственники и односельчане тех, кто сидел сейчас в Доме на Холме. Ниязбек хорошо знал, что немногим из стоящих под ним людей было дело до свободы или Аллаха. Насчет свободы или Аллаха решал за них тот человек, который своим предыдущим поведением доказал, что он достоин решать, и Ниязбеку это казалось гораздо более разумным установлением, чем всякие глупости вроде западной демократии.

Как Ниязбек мог считать себя равным с каким-нибудь, скажем, сержантом ГАИ, если Ниязбек был аварцем, а сержант – ногайцем? Как они могли быть равны, если Ниязбек платил ему деньги, а сержант – с поклоном принимал? Как они могли быть равны, если Ниязбек не задумался бы ни секунды убить его, если тот оскорбит его честь, а сержант, если его оскорбить, только утерся, пошел бы домой да там побил жену?

Так почему ж Ниязбек и сержант не были ни в чем равны, кроме дурацкого права голосовать одним голосом за одного человека?

Новые автобусы все подъезжали и подъезжали по набережной. Ниязбек видел, как приехал автобус из его родного села, и он видел, что не меньше трети толпы пришли от мэра Торби-калы.

Это было неизбежно. У Ниязбека было немало денег. Но чем хуже у тебя отношения с президентом, тем дальше ты от бюджетной кормушки, и поэтому денег у Ниязбека было меньше, чем у Атаева. А во всех обществах, даже родовых, действует очень странный закон. Чем больше у тебя денег, тем больше у тебя родственников.

Ниязбек поднял руку, и толпа заворчала, как будто лидер мятежников приподнял крышку котла, в котором кипел человеческий суп.

Потом Ниязбек спрыгнул со ступеней и пошел через толпу. Сначала никто не понял, куда он направляется, но вскоре люди увидели, что он идет к бронзовой статуе Ахмеднаби Асланова, которая, как уже было сказано, сменила на площади перед Домом правительства бронзового же Владимира Ильича. Из парка, заурчав, выехал БТР. Впоследствии оказалось, что БТР принадлежал ментам оцепления и был арендован у них за двести долларов.

Ниязбек подпрыгнул, ухватился за гранитный цоколь и, как рысь, взлетел на двухметровую высоту. Из БТРа высунулся Джаватхан и бросил ему стальной трос. Ниязбек уже хотел накинуть трос на статую, когда ему в голову внезапно пришла другая мысль. Ниязбек крикнул, и его охранники снизу подали лом. Ниязбек несколько раз ударил ломом, целясь между сапогами бронзового президента и цоколем. Потом отбросил лом, зашел статуе за спину и молча обхватил ее поперек талии.

Толпа замерла. Оператор CNN, ведший репортаж в прямом эфире, даже оторвал глаз от экрана, чтобы убедиться, что его аппаратура не врет.

На каменном цоколе, на двухметровой высоте, в поединке сошлись двое: высокий, метр девяносто пять, черноволосый человек в камуфляже и бронзовая статуя ростом два метра шестьдесят сантиметров. Несколько секунд казалось, что ничего не произойдет. Слишком неравны были силы. Потом громко хрустнул цоколь, Ниязбек пошатнулся, половчее перехватил своего противника – и президент рухнул с двухметровой высоты, задрав бронзовые ноги с налипшими на них комьями цемента.

Толпа взревела. Ниязбек поднял руки вверх, как на ринге, и кто-то бросил ему «Калашников».

Фотография человека, стоящего на гранитном пьедестале над поверженным бронзовым противником, с «Калашниковым» в руке, на фоне зеленых флагов, полощущихся в окнах Дома правительства, обошла в этот день все новостные агентства мира.

***

Было два часа дня, когда машины Панкова подъехали к Дому на Холме. Толпа затопила все прилегающие улицы. Поверженного президента Асланова давно расколупали на кусочки. Возле опустевшего гранитного цоколя старейшины в бараньих шапках делали зикр.