Ника, Эрн и осколки кружев (СИ)

Ника ожидала, что её приведут в кабинет верховного безмолвного судьи, но вместо этого её заставили спуститься на один этаж, а затем и ещё ниже. Подземная часть темницы Храма правосудия выглядела почти так же, как та, в которой девушка провела последние сутки: серые мраморные стены, тишина, от которой гудит в ушах, и безмолвные исполнители — по одному на коридор. Очередной безмолвный проводил взглядом странную процессию и вернулся к службе — тяжкая, наверное, работа — стоять часами в пустом коридоре и охранять намертво запертые камеры.

Только теперь Моника заметила, что двери они замурованы — ни дверей, ни петель, только маленькое окошко вверху и щель для подноса с едой на уровне пола. Сглотнув вязкую слюну, девушка прочистила горло и судорожно вздохнула. Хватит ли её сил для того, чтобы разрушить эти стены? А если она не справится, что будет тогда? Инес наверняка сумеет выбраться, Эссуа Маранте вызволит её, это было очевидно с самого начала. Динстон тоже что-то придумает, Эрнард — этот везде успеет пролезть, с его-то привычкой всюду совать нос.

Арнан беспокоил Монику больше всего. Вдруг он откажется бежать вместе с Динстоном? Решит, что обязан спасти невесту и примется сражаться с каждым встречным безмолвным исполнителем. И ладно бы только с ними — те хотя бы воины ближнего боя, пусть и тренированные — их он сумеет одолеть, а вот стражники носят пороховое оружие, и с ними Арнану лучше бы не встречаться в одном коридоре. Эти картины так отчётливо проступили в голове Моники, что она почти наяву увидела, как падает Арнан, сражённый безжалостной пулей.

— Заходи внутрь, — голос Витторио Гвери заставил девушку вздрогнуть от неожиданности — она уже почти оплакивала любимого, а оказалось, что всё это лишь воображение.

— А уютненько тут. Это ваш рабочий кабинет? — нервно спросила Ника, оглядевшись. Камера была такой же по размеру, что и на верхнем уровне, но здесь явственно ощущался дух смерти — ни единого жилого запаха, изморозь по углам и ледяной пол, холод от которого проникал сквозь толстую подошву ботинок. — Вы бы хоть картину на стену повесили или ковёр на пол постелили — так и пальцы отморозить недолго.

— Ты, смотрю, уже попривыкла здесь, разошлась, — недовольно прошипел Витторио. — Где же стеснение и страх, подобающие юной благовоспитанной аристократке?

— В прошлой камере остались, там хотя бы не так холодно, да и компания получше была, — пожала плечами Моника, понимая, что дерзость вызвана нежеланием показывать свою слабость. Кажется, теперь девушка начала понимать, отчего мужчины так часто шутят в самые неподходящие моменты.

Витторио махнул рукой одному из безмолвных исполнителей, и тот скользнул в камеру тихой тенью. Ника отшатнулась, но крепкая рука удержала её на месте. Безмолвный сначала обшарил карманы девушки, затем стянул с неё плащ и сложил в него оружие, которое Моника так старательно рассовывала по карманам в лавке Иге. В какой-то момент капюшон слетел с безмолвного исполнителя, а Ника удивлённо выдохнула — да это ведь женщина, молодая и даже довольно симпатичная. Процедура досмотра стала чуть менее унизительной, но только до того момента, когда безмолвный исполнитель не стянула с шеи Моники цепочку с зеркалом и обручальный браслет с запястья.

Сырая магия из артефактов впиталась в кожу Ники, но теперь она казалась спящей, будто в подземных уровнях темницы Храма правосудия она стала слабее или вовсе растаяла. Девушка подняла руки вверх, открыв доступ исполнителю, сжала кулаки, когда та сняла с неё и дублет. Тычковый нож, спрятанный в потайном кармане рукава сюртука, присоединился к кинжалам и кастету вместе с самим сюртуком. Опыт исполнителя по обыску заключённых впечатлял — Монике оставили только штаны, рубашку и обувь, тщательно проверенную со всех сторон.

— Ты сгниёшь в этой камере, будешь сидеть и ждать, когда я позволю тебе выйти наружу и выполнить мой приказ, — Витторио Гвери цедил слова так, словно каждый звук давался ему с трудом — он едва сдерживался, чтобы не придушить Нику прямо сейчас.

— В морозильной камере сгнить будет очень сложно, — со смешком заметила Моника, отмечая, что эта показательная храбрость даётся ей с каждым разом всё легче, будто каждый шаг на пути к отчаянию делает её сильнее. Оставшись без оружия, без артефактов и без надежды на положительный исход, девушка изо всех сил цеплялась за эту наигранную смелость, ведь больше у неё ничего не осталось. — Вы меня оттаивать будете по мере необходимости или так замороженной на свежий воздух выносить станете?

— Приличия для юной особы — главный признак воспитания, — Моника не понимала, почему её враг продолжает играть в этикет. Или ему настолько важны внешние атрибуты благовоспитанности, чтобы он мог и дальше причислять себя к высшему свету?

— Эти мундовы приличия не помогли бы мне выжить, так что тут я бы поспорила, отец, — вмешалась в этот странный разговор Татия, шагнув в камеру, после того как безмолвный исполнитель вышла с вещами Моники.