Ника

Она не на шутку испугалась. Еще никогда отец при ней не был так взволнован, никогда так злобно не смотрел на нее.

— Ни за что оскорбила человека.

Долго он говорил в таком духе, и Ника не осмелилась возражать или оправдываться.

Несколько дней после этого в доме было тягостное молчание. Отец изредка о чем-то говорил шепотом с матерью, а на Нику даже не смотрел.

Остыв и трезво обдумав все случившееся, Ника призналась себе в том, что не следовало ей так разговаривать с Венковым.

Ей было стыдно, она не хотела, чтобы Венков плохо думал о ней, и поэтому пошла к нему.

Венков принял извинение легко, однако ничем не подчеркнул своего великодушия и, когда Ника уходила, сказал:

— Не стану читать вам морали. Сама жизнь заставит вас думать иначе… И поступать иначе…

— Возможно, — поспешно согласилась она, а сама подумала: «Каждый сам устраивает свою жизнь».

Шла домой задумчивая, с тихой грустью на сердце…

Суетлив, неугомонен, непоседлив человек. Особенно в молодости. Молодежь тороплива, все ее куда-то тянет. Одних манят непроходимые болота и суровая тайга, других — крутые горы; те хотят пахать тюльпанную степь, дышать ветром, пахнущим кумысом и сухой пылью, а эти — рыть канал в песках знойной пустыни. Трудность пьянит молодые сердца, рождает благородство…

А разве легко быть врачом? Ох как нелегко! Ника выбрала медицину…

Сколько она себя помнит, везде слышала: «Все работы хороши, выбирай на вкус». Так зачем же осуждать за выбор! Да, азартна на работу молодежь. Кроме дел, у нее ни на что нет времени. И поесть некогда, и отдохнуть некогда, и даже любить некогда. Это все мимоходом. Это уж точно так. В любом новом романе найдешь про это, а, как известно, романы — это сама жизнь.

Так размышляла Ника, идя с опущенной головой по тихой безлюдной улице.

— О чем так задумалась?

От неожиданности Ника вздрогнула, схватилась рукой за грудь, остановилась. И откуда только взялся Алексей?! Подошел неслышно, как кошка. Стоит перед ней, улыбается.

— Что так весел?

— А чего ж унывать!

Перед Никой был совсем не тот Алексей, какой запомнился по первому знакомству. Без стеснения взял он ее под руку.

— Куда идешь? Я провожу тебя.

— Проводи.

Неожиданная встреча с Алексеем даже обрадовала Нику. Есть хоть кому сказать о том, как легче ей стало после извинения перед старшим Венковым.

— Я у твоего отца была.

— По делам свинофермы?

— И да и нет. Извиняться ходила. Нагрубила я ему из-за этой свинофермы.

— Простил?

— Сказал, извиняет, а что у него на душе…

— Не думай плохо об отце, — сказал Алексей. — Простил на словах — значит, простил сердцем.

— А мне так стыдно, так стыдно!.. Так себя ругаю!.. У меня характер дурной: что думаю, то и говорю.

На Нику нашло желание откровенничать, и она стала рассказывать о себе. Молчание Алексея поощряло ее, а ощущать сильную руку его было приятно. Она была серьезной и следила за собой, не давая сорваться на невольную легкость, способную произвести на Алексея невыгодное впечатление.

— Плотничаешь?

— Так… опять на свинарнике кое-что починяю. Я ведь плотник-то такой… учусь.

— Не бросил, значит? — спросила она, кося на него насмешливыми глазами, выдававшими потайную ее мысль: «Бросишь ведь, ни к чему тебе это».

— Бросать мне нельзя.

— Что это? Кусать нечего? — Она рассмеялась.

— Хотя бы и так.

— Ну, этому я не верю.

— Почему?

— Потому что у нас тут все работают только для того, чтобы было что есть, было в чем ходить, было где жить.

— Мой отец начал зарабатывать в шестнадцать лет. И дед мой, крестьянин, сказал ему: «Ну, ты уже имеешь на кусок хлеба, и я могу тебе не помогать…» Мне восемнадцать, значит, я обязан зарабатывать свой хлеб…

Нику кольнули эти рассуждения: уж не намекает ли он на то, что она не зарабатывает себе пропитание…

Алексей продолжал прерванную недолгим молчанием мысль:

— Работать надо не только ради хлеба. Как можно жить, ничего не делая? Разве у тебя не бывает желания что-то делать?

— Бывает, и я делаю.

Она опять рассмеялась.

— Ты чего это?

— Поняла все, ну все как есть… до макового зернышка. Думала-гадала: за каким лядом было тебе ехать в Усовку? Оказывается… зов сердца, величие труда… и тэ-дэ, как пишут в газетах. — Ткнув указательным пальцем себе в висок, тряхнула прядями волос, золотом струившихся из-под серой вязаной шапочки. — Значит, соображалка у меня работает.

— Злая ты девка!

— Не сердись, Алексей Николаевич. Еще я поняла, что ты — молодой старик.

— То есть как?

— Очень уж умно рассуждаешь.

Несколько минут молчали. Потом Алексей спросил:

— Говорят, ты собираешься поступать в медицинский институт?

— Да.

— Разве ради заработка? Ведь ты знаешь, хлеб врачей не жирный… даже очень постный. Значит, влечет что-то тебя такое…

— Это верно, — согласилась она со спокойной покорностью. — Я уж пробовала поступить, да провалилась.

— А ты не теряйся, — подбодрил ее Алексей. — Сдавай еще.

— Ничего-то ты не понимаешь, — взорвалась она. — Думаешь, просто деревенской девушке в институт попасть. Черта с два! Передом идут золотые медалисты, отслужившие в армии, с трудовым стажем… А кроме того всякие-якие… дети медицинских работников и прочих.

— Набери полный балл.