Никак

Но голос в трубке резко изменил намечавшийся сюжет. Голос, который в последний раз Алиса слышала полтора года назад. Голос, который меньше всего хотела когда-нибудь услышать вновь и по которому скучала больше всего. «Об одном жалею… что эта ошибка так затянулась», – выдал ей позапрошлым сентябрем этот голос при выходе из ЗАГСа[36]. И замолчал. Ни вопросы Владика «Когда вернется папа?», ни специалисты по переоформлению ипотеки, ни семейные праздники, ни праздные родственники не могли нарушить это молчание. Оно оглушало Алису. Прожигало в ней дыру. Аккурат в том месте, где консультант финансового благополучия предлагала визуализировать золотой шар. Все шары, сердечки, бабочки после Алисиного развода никак не могли в ней очутиться, чтобы ощутиться, осознаться, проявиться. А летели прямиком в тартарары этой дыры. Алиса давно пыталась разобраться со своей тарарой – залечить рану. Стоило ей хотя бы чуть-чуть начать волноваться, как на уровне солнечного сплетения вскрывалась целая бездна тревоги и ненависти к самой себе. В нее летели тысячи рублей, потраченных на психотерапевтов самой разной тематической направленности, десятки книг о смысле жизни, сотни статей о том, почему быть счастливым лучше, чем несчастным. Ничего не помогало – дырка разрасталась, Алиса уменьшалась и, как происходит в классической литературе с Алисами, претерпевающими столь масштабные изменения в размере, топила всё и всех[37] в слезах.

– Алис, ты спишь? Алло! Аллоооо? – бывший муж не скупился на децибелы своего утреннего приветствия. Так, что ими была разбужена даже Алиса, которая мирно дремала, будучи подключенной к розетке.

Ту-дум: Только вас вспоминала. Это к богатству!

Алиса, все еще подключенная к подушке, пыталась как-то справиться с только что разверзшейся дырой своей души и параллельно в потоке сознания регистрировала следующее:

– как быстро откликнулась вселенная на зов трусов;

– если бы она знала, что вселенная откликнется так быстро, то четче б формулировала;

– колонка Алиса – точно шпион, иначе откуда ей знать, что появление бывшего мужа – к деньгам;

– голос бывшего мужа, несмотря на все то, что когда-то им было озвучено в сердцах и в печенках, по-прежнему вызывает в ней необъяснимо нежный трепет.

– Не хочешь разговаривать со мною, да? – с укором, который всегда так тяжело давался Алисе, снова заговорил он.

– Ну почему, можно, – кое-как поборов эмоциональный озноб, произнесла Алиса. – Привет!

Бывший муж не стал утруждать себя формальностями категории «как поживаешь»:

– Встретимся?

Алиса хоть никогда и не верила в то, что этот момент наступит, тем не менее на всякий пожарный случай и на всякий худой конец регулярно к нему готовилась. Многократно режиссируя эту сцену на площадке своего воображения, она доводила реплики главной героини до совершенства. Совершенство звучало гордо:

Да пошел ты!

А смысл?

Мужчина, мне кажется, я вас где-то видела, не могу вспомнить, где.

Никогда не звони мне больше.

Встреться с сыном – ты год его не видел.

Но тот, кто по некоторому досадному стечению обстоятельств является девушкой, конечно, давно догадался, что вместо этих продуманных, осознанных ответов рот Алисы, объявив бойкот префронтальной коре ее же головного мозга, самопроизвольно выгнулся в тихой согласной улыбке: «Давай».

– Няня Влада сказала, ты сломала ногу?

– Терпимо.

– Как передвигаешься?

– С костылем, но уже привыкла.

– Я за тобой заеду через час. У меня для тебя сюрприз. Оденься, пожалуйста, потеплее.

Повесив трубку, Алиса на всякий случай несколько раз сосредоточенно и усердно моргнула: нет, не сон. В этот момент дверь распахнулась, и Владик с разбегу приземлился на кровать (шишки, набитые гипсом, ничему не учили четырехгодовалого человека), подтвердив мощной порцией болевых ощущений в Алисином колене, что она не спит.

– Доброе утро, Алиша!

Ни разу за всю четырехлетнюю историю их семейных взаимоотношений Влад не назвал Алису мамой. На этапе, когда эти два слога обозначаются человечеством где-то в ментальном промежутке между «агу» и «трансцендентальный», он упорно звал ее, не утруждая себя лишними логопедическими упражнениями, просто «А!». Алисе такой клич льстил – все мамы как мамы, а она А! Да и было в этом что-то очень правдивое, соответствующее ситуации: А и Б (маленький Владислав и по паспорту, и по генетическому коду был Борисович) когда-то вместе сидели на трубе. А потом в нее вылетели: А упала, Б пропал. Очевидно, спустя годы Владик потратит кучу времени на кушетке психотерапевта, подбирая ответ к этой загадке. Хорошо, что его мама уже собрала внушительную базу лучших специалистов в этой области. Но это будет потом… а пока его ждал ежеутренний ритуальный обряд жертвоприношения сладенького поросеночка богам щекотки. Однако в усеченном формате:

– Владичек, я опаздываю. Давай поиграем вечером?

– А с кем же мне играть, пока ты опаздываешь?

– Солнышко, с Лидой. Я знаю, она уже…

– Алиша, а что это красное на лампочке?