Никаких обещаний

— Я должна это сделать, — сказала Эшли твердо. — И помимо всех обещаний, это была и моя мечта тоже. Я хочу сказать, что мне очень нравится работать в службе информации… а в моей профессии перевод в Чикаго — значительное продвижение по служебной лестнице. И я люблю Чикаго.

— Но ты любишь и Эрика, — напомнил Чарли.

— И я люблю Эрика. — Эшли любила Эрика. Всей душой и сердцем. Любила то волнение, которое он вызывал у нее, любила его загадочность, силу и нежность. — Недавно он передал мне историю, которую рассказала ему мать, историю о маленькой птичке-котори. Птичку полюбила девочка и, несмотря ни на какие уговоры, не посадила в клетку, позволив ей улететь, когда настало время. Я всегда недоумевала, почему Эрик называет меня своей маленькой птичкой. Теперь понимаю, и я еще больше люблю его за то, что он предоставляет мне возможность свободно улететь.

Конечно, если не учитывать, что даже сейчас, когда она говорит все это, комок застревает у нее в горле и она никак не может скрыть слезы, навертывающиеся ей на глаза. Действительно, никто не удерживает ее в Анн-Арборе, ей позволено свободно улететь, и она должна улететь, но Эшли не могла улететь, как птичка, частицу себя она оставляла здесь.

На следующее утро прибыл фургон. В тот момент, когда грузчики выносили коробки и мебель из ее комнат, из своей квартиры вышел Эрик и зашел к ней. Эшли видела, как он обходит стулья и кровать в середине гостиной, пробираясь в сторону кухни. В руках он держал большую черную квадратную коробку, украшенную изображением журавля красных и золотистых тонов.

— Что в ней? — спросила она, радуясь встрече.

— Пустяк, — Эрик протянул коробку. — Возьми с собой в дорогу.

Осторожным движением Эшли поставила разукрашенную коробку на стойку и приподняла крышку. Внутри находился небольшой поднос, заставленный всяческими закусками. Подняв поднос, она обнаружила другой поднос, а под ним третий.

— Как изящно, — сказала Эшли и один за другим вернула подносы в первоначальное положение, и они вновь, соединившись, составили квадратную коробку.

— В Японии, — пояснил Эрик, — отправляясь на работу или в путешествие, укладывают таким образом еду. Возможно, тебе захочется перекусить в дороге.

— По-моему, это совершенно сказочная упаковка для дорожного завтрака, — повернувшись к нему, она его обняла и поцеловала. — Когда ты успел приготовить все это?

— После того как ты ушла прошлой ночью. Я очень скучал по тебе.

И она тоже…

— Прошлым вечером звонил папа, — сказала Эшли, заставив себя вспомнить причину, по которой покидает любимого. — Папа очень рад за меня.

Эрик нахмурился.

— Человек не должен жить жизнью другого.

— Не надо, — взмолилась Эшли, закрыв глаза.

Она не хотела слышать никаких банальностей. Слишком легко принять истину сказанных Эриком слов, сдаться и навсегда остаться в Анн-Арборе.

Но в какое положение она поставит своего отца?

— Я должна ехать, ты знаешь, я должна.

— Я знаю, ты в это веришь.

Эрик отвернулся, сделав вид, что наблюдает за погрузкой. О, как бы он хотел, чтобы Эшли пообещала ему всегда его любить и никогда не покидать. Но она ничего ему не обещала. С самого начала она настаивала, чтобы они не давали друг другу никаких обещаний.

И Эрик по-идиотски согласился на ее условия.

— Когда ты уезжаешь? — спросил он.

— Наверное, сразу же, как только все отсюда вынесут и я передам ключи Чарли.

— Так скоро?

Молча Эрик смотрел, как коробки с вещами выносят из комнаты. Он вспомнил, как впервые вошел в ее квартиру, вспомнил устроенную Эшли вечеринку… Она предупредила его тогда, что вот этот самый момент когда-нибудь настанет. Он ответил, что понимает.

Но он не понимал.

Эшли притягивала его, но Эрик не предполагал, насколько глубоко она сумеет проникнуть ему в душу, насколько неотъемлемой частью его существа станет. Он и не подозревал, что она принесет в его жизнь душевное равновесие и радость, которых ему всегда так не хватало, и что любовь к ней наполнит смыслом каждое мгновение бытия.

Ему хотелось излить боль криком или рыданием, но он не издал ни звука. С самого рождения мать воспитывала в нем умение властвовать над своими чувствами. И за шестнадцать лет тренировок ниндзя-цу наставник научил Эрика оставаться сильным, что бы ни произошло.

Поэтому он и был здесь, несмотря на то, что ему хотелось бежать, хотелось закрыть глаза и не осознавать реальности происходящего, забыть, что Эшли на самом деле уезжает. Даже когда грузчики вынесли из ее квартиры все вещи и уехали, Эрик не уходил, он ждал, пока Эшли прощалась с Чарли и отдавала ключи, и он помог ей отнести чемоданы к машине.

Шел снег, колючий холодный ветер метал мелкие обледеневшие хлопья. Несколько мгновений Эрик постоял с Эшли у открытой дверцы ее автомобиля, момент отъезда неминуемо приближался. Нежным движением он поправил пуховый шарф вокруг ее шеи и запахнул пальто.

— Ну, — сказал Эрик, пристально взглянув ей в глаза, голубизна которых внезапно увлажнилась.

— Ну, — повторила она и провела перчатками по его куртке.

— Пришло время прощаться.

— Мне будет тебя не хватать, — сказала Эшли, не замечая, что слезы текут по щекам.