Никаких принцесс [СИ]

— Её заколдовали, да? — в перерыве между моими криками поворачивается мама к Виллинде. — Этот… Дамиан её заколдовал?

— Нет, это просто действие твоего зелья кончилось, — цинично отвечает крёстная.

Мама ждёт, когда я выдохнусь, и начинает убеждение заново. Примерно теми же словами, спокойно, наставительно… В общем, заканчиваем мы тем, что я срываю горло от крика, а она всё убеждает. Наверное, это называется патом?

— Хорошо, — мама встаёт, тоже, наверное, поняла, что рогами мы с ней упёрлись одинаково. — Виола, полежи, подумай. А как решишь, что я права, можешь отправляться к своему герою.

— А если не решит? — интересуется крёстная, пока я набираюсь сил для нового крика.

— Решит, — мама замирает у двери. Моя тоненькая, прекрасная, несгибаемая мама, которой победа добра важнее счастья дочери. — Она фея и моя наследница. Виллинда, пойдём. Виоле нужно побыть одной.

И мама уходит. Виллинда, чуть помедлив, идёт за ней, лишь послав мне ещё один предупреждающий взгляд. Мол, не дури.

Куда там. Я остаюсь, связанная, таращиться на зеркало с портретом медведя-героя. И думать. Ой, чувствую, сейчас додумаюсь!

Но если отбросить раздражение, обиду и злость… Ничего не изменится. Мама действительно считает, что я буду помогать будущему убийце? Герою, который победит моего Дамиана? Который убьёт моего Дамиана?! После того, как из-за меня — ну, или при моём попустительстве — Дамиан стал тем, кем стал?

Как только меня освободят, я сделаю всё, чтобы донести до мамы: всё, побывала принцессой, надоело. Фея — это не моё. Да, я понимаю их взгляд на жизнь, да, они дарят добро, да, они нужны, но когда это добро хочет победить зло в лице моего бывшего парня — это уж слишком!

Если мама не желает помочь мне (а не какому-то там герою), то я сама вернусь к Дамиану и попробую… сделать хоть что-нибудь. Пусть это бесполезно, но я хотя бы попытаюсь. Я виновата, я близко подпустила к нему Туана, я сделала всё это — вот, и страдать должна я. Не Дамиан, не весь мир, а я.

А пока я буду до Сиерны добираться, заодно и придумаю план действий. Тут целый сказочный мир! Должен же быть выход!

Виллинда, крёстная должна его знать. Её спрошу. Точно. Она мне поможет. Она не как мама, она нормальная. Она…

Ха-ха. По-моему, весь мир сошёл с ума. После того, как мама, благополучно не дождавшись моей капитуляции, отбывает в Сады, Виллинда снимает магический замок с моей комнаты («Фея, ещё и колдует, словно у себя дома»), берёт с меня слово, что я буду вести себя прилично, снимает теперь уже волшебные путы. И слушает. Я не хуже мамы убеждаю — могу, когда хочу — мне помочь.

Виллинда слушает, кивает, слушает, снова кивает… Потом говорит:

— Давай я открою тебе портал в Сиерну, и мы вместе поговорим с твоим Дамианом? Хорошо? Если, как ты говоришь, его можно уговорить…

Да! — соглашаюсь я. Да, давай, крёстная у меня просто мозг, она уговорит Дамиана запихнуть сердце обратно в грудь и вести себя, как человек, а не машина для захвата мира. Крёстная у меня ого-го, уж она-то справится!..

Виллинда выслушивает мою благодарственную речь, берёт меня за руку, подводит к воронке, возникшей посреди комнаты… И толкает вперёд.

В папину квартиру. Домой.

— Прости, Виола, — говорит Виллинда напоследок. — Я понимаю, что ты не отступишься, и понимаю, что фея из тебя никудышная. И что ты преданный друг. И это не твой мир. Вот теперь ты дома и в безопасности.

Я бросаюсь обратно в воронку, но та уже исчезает. Мгновение я смотрю на то место, где она была, потом падаю на пол и с криком принимаюсь бить по ковру кулаками. От безысходности.

Всегда полезно побить по ковру кулаками, когда ты в ярости. Хоть пыль выбью. Не свои же любимые безделушки из окна выбрасывать. За это, между прочим, и штраф схлопотать можно. А папа не одобрит.

Ладно, ни о чём таком я не думаю. Мне просто никогда, наверное, не было так плохо. Это такое жгучее чувство несправедливости, когда тебе нужна помощь, очень нужна помощь, а никто, даже близкие, не торопятся её оказывать! Ещё и убеждают тебя, что это ты сошла с ума, а не весь остальной мир.

Да, даже когда я поняла, что лягушка в зеркале — это навсегда, мне не было так плохо…

Вечером папа находит меня навзничь на полу посреди прихожей. Очень удивляется, пытается понять, что случилось, и почему я вернулась так рано, но добивается только сдавленных всхлипов — я от них уже задыхаюсь.

И сходу вызывает скорую.

Врач, симпатичный парень лет двадцати на вид, осматривает меня и машет рукой — всё, дескать, нормально. Да где ж нормально, восклицает папа, когда она никак в себя прийти не может! А ну-ка сделайте с ней что-нибудь, чтобы была как раньше!

Папа у меня на руководящей работе хорошо приказы раздавать научился, так что звучит очень внушительно. Только на молоденького доктора не действует.