Ею в комнате было отмечено всё: не владеющий магией человек мог этого не заметить, но волшебные существа — а Винки была без сомнения волшебным существом — видели следы пыльцы везде, где ходила, чего касалась эта мерзкая жестокая фея (которая, кстати, угрожала от Винки избавиться). Особенно много пыльцы было на кровати — хозяин весь светился ею, но почему-то не делал попытки очиститься. И всё лежал, лежал, таращился в потолок и лежал. То на подоконнике грустно сидел, ветер впустил (Винки чуть не сдуло). Теперь лежит вот.
Винки уже и мурчала, и под руку ему подлазила, ластилась. Сама в пыльце испачкалась, а без толку.
Жаль, у Винки не было голоса сказать, что она об этой фее думает. Подумаешь, какая-то девчонка — и зачем из-за неё так переживать? Вот Алия, суккуба, у той голос был — и она сказала. Теперь сидит в другом углу комнаты, жмётся к своей пентаграмме. Хозяин так на ней сорвался!.. Никогда раньше руку не поднимал, ни на младших демонов, ни даже на духов. А тут…
А всё фея. Как ни явится — одни из-за неё проблемы. Жили же раньше без неё хорошо, и никто не предлагал Винки в окно выкинуть! Да кто бы хоть попытался!..
А теперь Винки забилась под кровать — на всякий случай, там-то её не видно и заклинанием достать сложнее, прицельно-то. И грызёт браслет. Весь бы его на звенья растрепать — пусть потом заносчивая девчонка поносит, покичится тем, что лучший демонолог мира (и лучший в мире хозяин, что важнее!) дарит ей такие подарки. Не ценит, не понимает — а туда же!..
— Господин? — подала голос суккуба. Она снова приняла облик феи, наверное, надеялась, что так демонолог будет держать себя в руках: если умильно смотреть да глазами хлопать, как его возлюбленная, он трижды подумает, прежде чем заклинаниями швыряться. — Вам больно, господин…
Дамиан на кровати не ответил — если вообще слышал.
Суккуба осторожно подползла ближе.
— Господин? — и ещё ближе. Демонолог не отозвался, даже когда она осторожно положила ручки ему на грудь. Только отвернулся к стене.
— Господин, вам здесь больно, — руки феи несильно надавили. Там билось, ровно, мерно, то, чего ни у одного духа или демона никогда не было и быть не могло. То, что рождало магию и свет — странный свет, каким демонолог не должен светиться. То, что заставляло хозяина страдать.
— Зачем оно вам, господин? — шепнула суккуба, кладя голову на локоть и глядя на демонолога снизу вверх. — Вам же из-за него плохо. Почему вы не избавитесь от него? Если вам плохо.
— Уйди, Алия, — прошептал Дамиан, не поворачиваясь.
— Не понимаю, — шепнула суккуба, отодвигаясь, выпрямляясь и чинно кладя руки на колени ладонями вверх — поза подчинения у демонов. — Я не понимаю. Если вам плохо — почему вы просто не прекратите это?
Хозяин не ответил.
Посидев так, суккуба вернулась в свой угол: пентаграмма всё-таки немного грела.
Люди странные. Насколько проще духам или демонам: голод решает всё. И ничего не бьётся, не стучит в груди, не толкает на глупости, из-за которых потом больно… Оно вкусное, конечно, это сердце, и хорошо, что есть у людей. Но люди — добыча, а демонолог — совсем нет, сердце ему только мешает. Ведь насколько сильнее он станет, если перестанет быть человеком! А что слаще силы, и как можно от неё отказываться?..
Нет, люди действительно странные.
Она не видела, как Дамиан положил руку туда, где только что лежали ручки феи-суккубы. И еле слышно прошептал: «Я хочу быть с тобой».
Ветер, застонав, швырнул с прикроватного столика засохшую фиалку — с венка феи. Дамиан снял её, спрятал, а Виола даже не заметила. И в этот раз, когда приходила, не заметила тоже — Дамиан боялся, что она увидит и поймёт — делать потом вид, что она ему безразлична, не будет никакого смысла. Но Виола не обратила внимания, хоть и рассматривала комнату: удивлялась. Но что там какой-то засохший цветок — Дамиан проследил взглядом, как ветер швыряет его по комнате и, наконец, уносит в окно.
«Не хочу так жить», — мелькнула поначалу безумная, а потом показавшаяся нормальной — единственно нормальной среди всего хаоса, который творился в душе Дамиана — мысль. «Не хочу жить без тебя». Кажется, это была строчка из песни Роми — это он обожает петь такое девушкам, а потом срывает их поцелуи, как перезревшие фрукты. А Дамиан боялся сорвать цветок с венка Виолы…
Как же он жалок…
Виола права — зачем ей связывать жить с ним? Он никто. Не сумел сохранить даже ту, что полюбил больше жизни.
«Пусть всё это закончится», — кажется, он прошептал это вслух. И волшебный свет, тот чистый свет, что помог ему выжить в пустыне Астрала, засиял ярче. Дамиан воспринял это как должное.
— Пожалуйста, пусть всё это закончится, — да, точно вслух. И кого он упрашивает? Лучше не будет. Никогда не будет. Он просто слишком слаб, чтобы бороться — да и зачем? Виоле всё равно. Слишком слаб и слишком горд, чтобы быть одним из многих.
— Хватит. Я не хочу так больше. — Это его голос? Такой спокойный? Дамиану впору было кричать. — Пусть это закончится.