Что ж, над королевской ложей есть хоть какой-то потолок. Большинство зрителей не удостаиваются и этого: кресла расположены вокруг сцены, конусом, как в амфитеатре, только это очень узкий конус, и вместимость театра соответственно весьма скромная. И если внизу сиденья еще вполне ничего так, со спинками и даже условно мягкие, то галерка пользуется лавочками (как в том же амфитеатре). Я бы серьезно подумала, прежде чем идти в такой театр — наверняка уже изобрели заклинание вроде «удаленного просмотра». Или «запиши представление на хрустальный шар и скинь другу». Так смотреть было бы намного комфортнее.
Хотя что мне жаловаться: в ложе у нас с Дамианом мягкие кресла и видна вся сцена. И половина зрительного зала, который гудит, жужжит, ругается с лоточниками, предлагающими сладости и местный аналог пива. Больше всех слышно, конечно, галерку, она же выглядит куда колоритнее «богачей» с первых рядов и лож — последних всего пять на весь зал. Вот и весь сиернский театр. Не понимаю, почему королеве Изабелле здесь так нравится?..
Ждать начала приходится довольно долго, хотя мы приехали в минут пять седьмого. Облокотившись о перила нашей ложи, я разглядываю соседей в ложе напротив — какое-то чопорное, расфуфыренное семейство, бросающее на меня презрительные взгляды, — и пару рядов выше в одеждах попроще, наверное, простолюдины. Если присмотреться, аристократов в зале не очень много, если только здесь нет традиции для таких мероприятий одеваться попроще и смешиваться с толпой. А я бы так и сделала, но я не воспитана как местный аристократ.
Вдоволь насмотревшись, поворачиваюсь к бледному, забившемуся в угол Дамиану, ловлю его взгляд и удивленно оглядываюсь. И тут же понимаю, что по крайней мере половина зала смотрит на нас. На меня. Нет, все-таки на нас.
А потом, прислушавшись, понимаю, что они нас еще и обсуждают. Именно нас, и Дамиану в этих, хм, сплетнях отведено почетное место предмета разговоров. Я-то что — фея, красавица, чего там долго косточки перемывать? А вот бастард-демонолог в фаворитах у феи — это уже интересно.
Дамиан забивается еще дальше в угол (как он умудряется прихватить с собой кресло, для меня мистика), когда я, оставив перила в покое, пытаюсь подсесть к нему поближе.
— Что?
Дамиан бросает отчаянный взгляд сначала на меня, потом на зал.
— Только не говори, что ты меня стесняешься, — усмехаюсь я.
— Я не хочу быть фаворитом, — тихо шепчет Дамиан, так тихо, что я вряд ли бы его услышала, не прислушивайся специально.
— А я не хочу быть принцессой, — шучу я, но Дамиан отчего-то не смеется. И вздрагивает, когда я беру его за руку. — Тебе так важно, что они о нас думают?
Дамиан молча отводит взгляд, а я сжимаю его руку крепче. Но не знаю, что сказать или сделать, чтобы он почувствовал себя лучше. И не понимаю… Вот Ромион — его все любят, зайди он сейчас в зал, звучали бы овации, как популярным актерам, а то и громче. И что, стал он от этого счастливее? Помогла ему эта любовь, когда его прокляли? Да в конце концов, стал ли он менее одиноким?
Я почти решаюсь — и репетирую в голове — сказать все это Дамиану, но тут (вместе с очередным раскатом грома) раздается рев горна, и на сцену выпархивают красивые и абсолютно одинаковые девушки в платьях, очень напоминающих мое, только голубых, и начинают танцевать среди синих лент, рассказывая, как им нравится быть русалками. В это время зал потихоньку успокаивается, только по галерке все еще бродит один упрямый лоточник, выкрикивая что-то про пирожки, пока одна сердобольная старушка не угощает его яблоком. После лоточника уносят, а пирожки достаются довольным зрителям даром.
Танцуют девочки под какую-то дикую авангардную музыку, помесь рока и джаза (трубач очень старается). Потом вперед выталкивают маленькую русалочку — действительно очень маленькую, я не сразу отличаю ее от остальных девиц, не в пример крупнее ее, хотя она очень высоко подпрыгивает, говоря, что рвется на поверхность, потому что там красиво. И все это декламируется пятистопным ямбом, высокопарным стилем, что в театральных декорациях смотрится по меньшей мере странно.
Ко второму действию я понимаю, что где-то уже видела эту историю. А к третьему вспоминаю где. К четвертому у меня болят уши, и я безумно завидую Ромиону, который мудро остался дома.
Оставшееся до антракта время я наблюдаю за Дамианом, потому что это куда интереснее представления. Дамиан, временно забыв о своих волнениях по поводу репутации, подается вперед, облокачивается о перила и смотрит на сцену так восхищенно — особенно когда там появляется русалочка в своем фривольном платье, — что мне не раз и не два хочется одновременно и захохотать, и стукнуть его по лбу, чтобы не пялился. А когда русалочка спасает принца и наблюдает на берегу, как его увозит другая принцесса, этот черный демонолог, у которого монстр живет не под кроватью, а висит над ней в виде коврика, еще и плачет.