Никакой магии

Очень быстро. Он шагнул навстречу незваным гостям, подняв над головой мотыгу – и рухнул навзничь, даже не успев понять, что уже умер.

Его семье повезло меньше.

– Тело номер два: человек, ребенок, рост примерно пять футов, возраст 10–12 лет, убит картечным выстрелом в спину…

…которая вся представляла собой одно сплошное кровавое пятно.

От калитки донесся сдавленный хрип. Оглянувшись, я увидела, как мичман Итон, зажав рот платком – и побелев лицом под стать полотну – пятится назад вдоль забора. Желудок одного из матросов оказался еще слабее – согнувшись над канавой, тот обильно удобрял крапиву остатками флотского завтрака. Остальные, сбившись в тесную кучку, возбужденно перешептывались – и среди этих шепотков злобно прошелестело: «Вот ведь нелюдь, ей трупы кровавые, что куклы».

– Все? – сухо спросил Кард.

– Нет, – я прошла вперед, к малиновым кустам, из-за которых тянуло все тем же сладковатым запахом и доносилось мушиное жужжание. – Тело номер три: человек, женщина, возраст 20–25 лет, причина смерти, – «нелюдь, говорите?» – и так понятна.

– И кто же сотворил это… это? – мичман еще хватался за платок, но, по крайней мере, нашел в себе силы отцепиться от забора. – Демоны с красной луны?!

– Демоны в сапогах сорок пятого размера, – указала я на грядку перед собой. На свежевзрыхленной земле явно виднелся отпечаток подкованной «с гвоздями» подошвы, явно превосходящей по габаритам веревочные сандалии на ногах мертвеца.

– Похоже, мы опоздали, – Аллан присел рядом с убитой, очертил над телом «святой круг» и, продолжая движение, провел ладонью по ее лицу, закрыв глаза. – Два часа, вы сказали? Обидно, Творец, как же обидно…

– Идем дальше, – скомандовал Кард.

– Но сэр, – сдавленно пискнул из-под платка мичман, – разве нам не следует позаботиться о мертвых. Не можем же мы просто взять и оставить их так.

На мой взгляд, более всего в заботе сейчас нуждался сам Итон – минимум в пяти-шести сеансах у наших «врачевателей души».

– Разумеется, не можем, – сознательно или случайно, но полковник выбрал совершенно правильный тон, вместо резкого приказа перейдя на уровень мягкой доверительной беседы, – но прежде мы должны убедиться, что в других домах не осталось выживших… раненых, которые нуждаются в срочной помощи. Вы согласны со мной, мичман? – юноша истово закивал. – Вот и отлично. Не желаете передать командование лейтенанту О’Шиннаху?

– Я… я справлюсь, сэр.

– Хорошо, – после короткой заминки кивнул полковник. – Двигаемся вдоль улицы к ратуше.

Вслед за матросами я вышла на зажатую между заборами пыльную улочку. Солнце уже висело почти в зените, косматым палящим шаром. Почти летняя жара, решила я, расстегивая плащ. Пуговицы скользили, не поддаваясь… как застежки сюртука Молинари. Когда я только успела измазаться в крови? Пришлось наклоняться за лопухом, тщательно протирать ладонь и лишь затем хвататься за рукоять пистолета. Как там объяснял брат Винсент? Красный штырек – предохранитель, жмем до щелчка и можно стрелять. Не забыть потом сказать «спасибо» полковнику.

Справа, у забора, валялась на боку корзина, яблоки из нее веселыми красно-желтыми мячиками раскатились вокруг. Хозяин корзины лежал парой футов дальше. Седая клочковатая бородка нелепо вздернута и выпачкана в красном, рядом, словно куриная лапка, валяется в пыли ссохшаяся кисть – в последний миг старик пытался прикрыться от удара… «нанесен сверху вниз тяжелым клинковым оружием».

– Здесь все мертвые! – матрос прогрохотал сапогами по крыльцу и, выставив перед собой карабин, принялся выпихивать своих товарищей со двора.

– Не надо, – повторял он, размазывая кулаком дорожки слез, – нельзя… нельзя на такое смотреть.

Я отвлеклась на него, а когда вновь глянула вперед, вдоль улицы, то успела заметить мелькнувшую в одном из окон тень. Почудилось… и занавеска в том окне отодвинута до середины, а была задернута полностью.

– Сэр, – окликнула я полковника, – третий дом справа, в окне, по-моему…

– Всем укрыться!

Полковник выкрикнул приказ, даже не дослушав меня – и все равно чуть не опоздал. Едва мы с Алланом уткнулись носами в подзаборные лопухи, как целый рой злых шершней прожужжал над нами, осыпав мелкой листвой и щепками.

Но четверке шедших по улице моряков помочь бы не смог уже никто. Стрельба велась, казалось, из всех окон, затягивая домики впереди белесой пеленой, из глубины которой продолжали мелькать вспышки. Свинцовая плеть в первый же миг срубила троих, кровавыми мешками рухнувших на землю. Последний матрос, выронив карабин, с истошным визгом заметался под пулями, упал, нелепо подвывернув простреленную ногу, попытался подняться – и новая горсть раздавленных ягод на белой форменке пригвоздила его к траве.

Еще несколько пуль выбили фонтанчики земли рядом со мной. Нет, не со мной – маленькой и до полусмерти перепуганной эльфийки здесь больше не было. Курс боевой адаптации наконец-то дал о себе знать, оттеснив мирное «я» на периферию сознания и оставив лишь куцый фрагмент «головастика», адептки нижней ветки.