Никакой магии

– Здесь, – донеслось откуда-то спереди. Приподняв голову, я попыталась разглядеть источник звука, но увидела лишь вцепившееся в трос запястье. Еще одна волна ужаса… и очередное запоздалое осознание, что оторванная рука не обладает даром речи.

– Сейчас я помогу вам…

– Не двигайтесь, – в голосе Аллана явственно слышались панические нотки. – Я сам… сейчас… медленно и осторожно.

– Но… – очередной удар ветра залепил мое лицо спутанным и мокрым комком волос. Фыркая и плюясь, я отвернулась… и остолбенела.

У катера не было кормы.

В первый миг я почти не поверила своим глазам, сочла это обманом зрения из-за темноты и плотной облачности. Но эльфийское зрение даже ночью и в облачном киселе не могло стать настолько близоруким. Доски обшивки лохматились щепками почти сразу за сиденьем, чуть дальше, словно кости при открытом переломе, торчали прутья каркаса и килевая балка. Паровая машина, рули, пропеллеры – все исчезло.

– Видок еще тот, верно?

Лейтенант сумел взобраться на борт и теперь полз вдоль него. Медленно и осторожно – равновесие нашего обрубка было хрупким и непрочным, как перемирие с орками, любое движение грозило катастрофой. Еще дюйм, еще… нос обрубка задрался еще выше, частота и размах качки увеличились. Ветер играл с нами, кружил, раскачивал, бросал… Великий Лес, сейчас наш недавний «полет каноэ по бурной реке» казался тихим и спокойным путешествием. Я чувствовала себя персонажем детской сказки, муравьем на сорвавшемся листе. Вверх-вниз, вверх-вниз, вниз-вниз-вниз-верх-вниз…

– Мы… падаем?

– Нет, – помедлив, отозвался О’Шиннах. – Не скажу только, к счастью или к сожалению. Нам не хватает веса, подъемная сила кейворитной решетки рассчитана на плавную посадку катера с полной загрузкой. Я поставил ее на минимум, но…

– Тогда… значит… мы улетим в мировой эфир?!

В груди вдруг стало тесно, я жадно вдохнула воздух, отчаянно пытаясь понять: в самом ли деле он холоден и беден кислородом?

– Нет-нет, – поспешно возразил Аллан. – Уверен, мы поднялись на несколько сотен футов, не больше.

– Слабое утешение, – вздохнула я. – Выходит, мы не разобьемся… и не задохнемся, а просто будем лететь и лететь, пока за нас не возьмутся голод и жажда? Не самая радостная перспектива, лейтенант.

Катер мотнуло сильнее прежнего, закрутило волчком, будто мы угодили в какой-то невидимый водоворот, и выплюнуло, едва не перевернув.

– Мы живы, – дождавшись, пока рывки и качка успокоятся до прежнего уровня, отозвался О’Шиннах. – А значит, есть надежда.

– Надежда? На что? Мы сейчас – игрушка для ветра! И нас уносит неизвестно куда… может, мы уже над океаном!

Наверно, я в тот момент почти сорвалась в истерику… или даже без почти, потому что последующую свою речь помню довольно смутно. К чести Аллана, он перенес обрушившийся на него поток бессвязных жалоб и обвинений с выдержкой, достойной Перворожденного.

– Вы закончили? – кротко спросил он и, дождавшись моего сердитого кивка, продолжил: – Очень хорошо. Тогда попробуйте уяснить одну простую вещь – мы беспомощны не более, чем любой воздушный парусник.

– У нас нет парусов.

– Верно, – не стал отрицать очевидного лейтенант, – но и задача у нас проще. Нам не нужно добраться в какое-то конкретное место. Достаточно будет лишь оставаться в пределах Арании… ну и привлечь к себе внимание, разумеется.

Я открыла рот… и ничего не сказала в ответ. Аргумент человека был плох, откровенно жалок, но продолжать спор у меня уже не осталось сил – и физических и душевных. Если ему так уж хочется верить в чудо – пусть, людской разум плохо справляется без таких вот подпорок. А я… просто буду радоваться, что пока еще живу. Как и подобает истинной Перворожденной.

Увы, и «просто радоваться жизни» оказалось довольно сложным занятием. Я представила себе крохотную искорку, попыталась ее раздуть, накрыв ладонями – но тут же, словно на картинке к страшной сказке, злее засвистел ветер, больно швыряя в лицо то ли капли, то ли уже градины и облако вокруг стало еще чернее и гуще. Я сжалась в комочек, чувствуя себя еще более несчастной, одинокой…

…и вдруг ощутила, как на промокшую ткань соблазнительно-теплой тяжестью ложится бушлат.

– Аллан… не надо…

– Еще как надо.

– Не надо, правда… – слабо пискнула я. На оставшегося в одной рубашке лейтенанта сейчас и смотреть-то было холодно.

– …я справлюсь… я же эльф, наш иммунитет значительно лучше…

– В первую очередь вы сейчас замерзающий ребенок… моя маленькая ушастая шовинистка. И я, как офицер и просто мужчина, не могу позволить вам превратиться в ледышку, пусть и в самую очаровательную льдинку на свете.

Все-таки он неисправим… наглый, заносчивый… дикарь. Но как обижаться на дикаря, который только что дал тебе свою последнюю шкуру? Я попыталась… честно…

– Странно, что вы не предложили мне согреться… иным способом.