Никелевая гора. Королевский гамбит. Рассказы

И вдруг, нежданно-негаданно, удача мне изменила. Один вопиюще дурацкий поступок, и я лишился всего, что имел. Можно считать, что такой мне выпал жребий во вселенском масштабе, так судили силы, которые смеются над ветрами, течениями, планетами… А можно считать… да что угодно. Истина, так называемая «фактическая сторона», — вещь глубоко загадочная.

IV

К тому времени у меня уже было целых семьдесят пять долларов, довольно, по моим почти точным подсчетам, чтобы уехать в Иллинойс и купить тридцать или сорок акров хорошей земли. В один прекрасный октябрьский вечер, из тех ясных и холодных вечеров, когда небо кажется бездонным и проваливается все глубже и глубже, если на него смотришь, я вдруг неожиданно для самого себя вздумал пойти куда-нибудь поужинать. Я допоздна работал с ван Клугом — мы с ним на пару рубили и фасовали мясо в беспросветном молчании, которое было нам обоим по вкусу, равнодушно оттяпывали руки и ноги, кострецы, лопатки, филеи, раскладывали жертвоприношения животного мира в пакеты и прикалывали ценники — и я знал, что матушка моя давно спит. Она уже много лет как отчаялась вырастить из меня джентльмена. Я не делал секрета из своего намерения уехать на Запад — и ей ничего не оставалось, как только поохать и примириться с моим предстоящим отъездом. Пробовала она прикинуться больной, чтобы я ее не бросил, но меня ведь не проведешь. И даже если бы она, исполнив угрозы, померла от апоплексии, я едва ли испытал бы серьезные угрызения. Разве это по-божески — приковывать человека к чужой дури? Мы жили вместе в нашем доме, но каждый словно бы сам по себе, как два святых столпника на соседних столпах — пока отец обитал среди полярных льдов и кашалотов и слушал серенады призраков и сирен под неусыпным оком демонов, если верить его рассказам, — и мы редко разговаривали с нею, разве что иной раз она попилит меня слегка или, молясь богу, закатится в плаче, но так, чтобы я непременно услышал.

Я решил не выбирать, а зайти прямо в гостиницу «Тайный клад» тут же, на Приморской улице. Заведение это размещалось в замшелом двухэтажном доме и пользовалось дурной славой — там звучала дикарская речь нантакетских китобоев и делались темные «пиратские» дела, но ароматы в холодном ночном воздухе были настолько убедительны, что я проглотил свою природную нелюбовь к обществу, в особенности к обществу пьяных верзил-мореходов, и, толкнув островерхую смоляно-черную дверь, шагнул за порог. Гул их голосов и стена дыма из их резных костяных трубок обрушились на мою душу, точно могучая прибойная волна, и вместе с шумом и дымом меня достиг запах их рома, точно потянуло из покойницкой. В прихожей кишмя кишели остроносые, красноглазые существа, пугающие, точно крысы в хлебном ларе, — китобои; такие тощие, такие жутко изувеченные, изборожденные такими глубокими морщинами, что не сочтешь их простыми пиратами, и притом пострашнее любых пиратов — убийцы исполинов. Я почти готов был повернуть домой и обойтись на ночь куском сыра. М-да, сэр. Стены, сколько их видно было в подводно-зеленой первобытной мгле, были увешаны диковинными заморскими копьями и дубинками — не странно ли это, подумалось мне, для заведения, прославившегося пьяными драками? Впрочем, что им жизнь или смерть, этим всадникам на китовом горбе? И однако, лишь только я ступил вперед, они потеснились, вежливые, как пресвитериане, и, расступаясь, дали мне дорогу. Я прошел в общий зал, столь же плотно набитый посетителями, и, договорившись с хозяином, протиснулся в соседнюю, ярко освещенную комнату, куда он посулился принести мне ужин. Я сел за стол и не без смущения оглядел окружавших меня морских волков — эти были не китобои, если верить, что серное пламя в глазах — надежный признак, так мне поначалу показалось, однако и не калеки, утратившие облик человеческий, и одеты как порядочные люди или по крайней мере как зажиточные цыгане, — и тут один добродушный толстяк наклонился ко мне через стол и приветливо крикнул:

— Эй, сынок! Ты что, разве непьющий?

— Как бы не так! Разрази меня гром и тысяча чертей! — отвечаю.