— Получается, если бы я захотела поговорить на моем языке, то ты бы понял меня? — Мак внимательно прислушалась к себе и поняла, что говорит по-английски. Она увидела, как Нихил нахмурился.
— Это твой язык? — спросил он по-залудиански.
— Да, — так же по-залудиански ответила она. — Ты понял, что я сказала?
— Нет, прости, малыш.
— Но я думала, ты сказал…
— Ты говоришь и понимаешь языки, запрограммированные в обучателе, и, кажется, ганглианцы подготовили для вас только свой и залудианский.
— А я смогу выучить ваш язык?
— Да, малыш, и многие другие, — он нежно приласкал её щеку. — Завтра, если ты будешь готова к этому, Луол хотел поставить тебе наш обучатель. Он будет содержать все языки известных Вселенных, а также историю и основы каждого.
— Я смогу говорить и понимать тебя на вашем языке?
— Да.
— И ты поймешь мой?
— Нет, так как это не один из известных языков. Но со временем, если ты и ваши мужчины поработают с Луолом, мы сможем узнать и записать его, так что, в конце концов, он может быть запрограммирован, — Нихил заметил, что Мак прикусила свою верхнюю губу. — Что случилось, малыш?
— Просто… я просто…
— Что? Ты можешь сказать мне.
— Я хочу выучить язык и больше узнать о… ну, обо всем. Просто мне не понравилась эта вещь в последний раз. Было неприятно, и я испугалась.
— Неприятно? Что ты имеешь в виду? — всё тело Нихила напряглось. Обучатель никогда не должен вызывать дискомфорт. Ганглианцы навредили его Маккензи?
— Он был жесткий и холодный, и, казалось, слишком плотно сжимал мои виски, — она не заметила, что потянулась вверх, прикасаясь к этим местам. — Мне не понравилось это ощущение.
Нихил слегка повернулся, уложив её на спину, и заключил между массивными руками, окружая её своей защитой.
— Обещаю, Маккензи, в этот раз всё будет по-другому. Ты будешь в безопасности. Я буду с тобой всё время. Луол убедится, что обучатель настроен должным образом, что не вызовет у тебя никакого дискомфорта.
— И я стану лучше понимать некоторые вещи, например, как открыть дверь?
— Да, малыш.
— А про твои бусины? — она потянулась вверх, касаясь заплетённых прядей, упавших на плечо.
— Да, это поможет тебе понять, но я и так расскажу всё, что ты захочешь узнать о моих
—
— Все кализианцы их носят, — он повернулся на бок, упершись локтем, и потянулся за спину, перекидывая все свои косички вперёд, чтобы девушка могла их видеть. — Это мои Кровные бусины, их я получил во время своей церемонии наречения имени, вскоре после моего представления.
— Представления?
— Когда я сделал свой первый вдох.
— Ты имеешь в виду, когда ты родился? Ладно, я поняла.
— Эта бусина, — Нихил коснулся янтарно-красного шарика в глубине косы, — представляет мою мать и её род, который продолжается во мне. А эта, — коснулся он янтарно-зеленого шарика над ним, — обозначает моего
—
Нихил на мгновение задумался.
— Если отец означает мужчину, от чьего рода ты происходишь, то да.
— А что представляет эта бусина? — спросила она, касаясь большой темной янтарной бусины, в которой смешались более светлые янтарные оттенки.
— Меня. Если я буду благословлён потомством, я смогу взять часть этой бусины и перенести на него или её, подтверждая, что это — мой отпрыск.
— И они смогут унести эту часть тебя с собой. Навсегда.
— Да.
Мак задумалась об этом на мгновение и поняла, что хотела бы иметь нечто подобное от своего отца.
— А остальные бусины?
Нихил продолжил рассказ о своих бусинах: о том, как он зарабатывал их; о том, как за некоторые достижения он получил ещё больше бусин. Большинство его бусин были нанизаны на его косы и почти доходили до его клипса. Нихил отказался вдаваться в подробности о том, как он их заслужил, и только сказал, что это были его боевые бусины. Дедушка Мак был точно таким же в отношении своих медалей. Он рассказывал ей о том, в каком сражения их получил, а также называл имена всех погибших отважных людей, но сверх этого не рассказывал ничего.
— Как насчет этой? — Мак коснулась единственной косы, что не была перекинута через плечо. Мужчина поднял свою огромную руку, что лежала на кровати, и взял единственный шарик. Белый шарик, с зеленым вихрем внутри.
— Это моя бусина Эша, — сказал он ей приглушённым тоном.
— Бусина Эша…
— Да, это — единственная бусина, что я могу предложить женщине, с которой хочу завести потомство. Если она примет её, она станет моей Эша, моей Госпожой.
— Но… тогда, почему все обращаются ко мне как к Эша? Почему ты назвал меня своей Эша? Откуда это, — она подняла локон с бусиной — сосново-зелёным шариком с белыми искрами, кружащимися в нём, — в моих волосах?
Маккензи нахмурилась, когда, вместо ответа, Нихил неловко промолчал.
— Нихил?
— Это — бусина моей истинной пары.
— Истинной пары?
— Да.
— Зачем ты надел её мне?
— Я не надевал.
— Что значит, ты не надевал?
— Я не могу отдать женщине бусину своей истинной пары.
— Что?
— Только бусина принимает решение.
— Бусина… Она живая? — Мак слегка дернулась.