— Ну, иди, — она пожала плечами и отвернулась. Меркий издал жалобный всхлип и крикнул:
— Я не дам тебе вернуть Разрушителей!
Ан на мгновение замерла. Что ей сделать рассмеяться? Или проявить к нему немного уважения? Этот трус должен был собрать воедино все крупицы храбрости, что у него были, чтобы пойти за ней с ножом в надежде остановить.
— Прости, что?
— Я не дам тебе вернуть Разрушителей!
— С чего ты взял?
— Ты — Разрушитель. Ты принесла в жертву милостивую госпожу, чтобы возродить Разрушителей! — Меркий выплёлывал слова так, словно сам боялся того, что говорит. — Я остановлю тебя!
— И как ты это сделаешь? — она решила совместить и криво улыбнулась. — Этой зубочисткой в рукаве, что ли?
Меркий вздрогнул и с трудом поднял на неё взгляд.
— Если понадобится, то да!
Он её боялся до трясучки в коленях. Глаза часто моргали, плечи вздрагивал от каждого её движения. Конечно, убьёт он её.
— Ты от страха помрёшь быстрее, чем поднимешь нож, — Вздохнула Ан. — Мне даже не придётся поднимать руки, чтобы защититься.
— Я знаю.
— Знаешь? Тогда почему делаешь? Ты трус, Метт-как-тебя-там, страшный трус, — в её голосе не было насмешки, и Ан была вполне серьёзна. — Ты боишься меня, у тебя руки трясутся так, что ты своей зубочисткой сейчас сам порежешься. Иди уже отсюда. Я не хочу тебя убивать, а убить меня ты не сможешь. Если тебя это успокоит, это не было жертвоприношение. И я не собираюсь возрождать Разрушителей. Убивать сестру я тоже не хотела. Она… короче, она начала первой.
Глаза священника стали совсем безумными от ужаса. Такой действительно кинется. Кел тоже почувствовал угрозу, но она заставила его сесть на землю у своих ног.
— Ты язык откусил?.. — тишина в ответ, только глаза бегают. — Ступай. Или к тебе прилетел волшебник и дал эликсира храбрости?
— Я тебя остановлю! — наконец-то с трудом проговорил Меркел.
— Как именно? Я же убью тебя. Если не убью, то покалечу.
— Убью тебя.
— Ну… допустим, у тебя получится. Не боишься прогневать своих Благодетелей? Я спасла твою жизнь, если ты забыл. То дерьмо, что я вытащила из петли, было легче добить.
— Т-ты воспользовалась мной, — голос священника стал твёрже. Впрочем, руки меньше трястись не стали. — Ч-тобы убить госпожу!
— Чтобы перейти мост, если точнее, — пожала плечами Ан. — Если бы не твоя болтливость, твоя драгоценная госпожа никогда бы о моём существовании не узнала.
— Врёшь.
— Думай что хочешь, — Ветер прокатил по дороге пепел с пожара. Далеко же его занесло. — Итак, ты превозмог свой страх, чтобы остановить Уничтожителей. Похвально. Правда, похвально. Не всякий на такое способен. Особенно такие трусы. Но почему ты явился сюда один? Если я убила твою госпожу, то следовало охотиться за мной с её солдатами. Где они?
Из глаз Меркия потекли слёзы. Ан невольно вправду им восхитилась. Как он ещё не упал на землю от ужаса, а стоит и пытается поднять нож.
— Они мне не поверили. Но я справлюсь.
Не справится. Нельзя разговаривать с кем, кого ты так боишься.
— Ну, попробуй.
Рука монашека разжалась, и котелок зазвенел по земле. Ан вздохнула и сняла шлем.
— Решай уже, что делать.
Меркий взял нож обеими руками.
— Ну, и?
Когда он всё же кинулся на неё, она несколько секунд молча ждала, когда он с судорожными завываниями подбежит, потом отошла в сторону и аккуратно поставила ему подножку. Меркий рухнул на землю и прокатился ещё несколько шагов. Нож отлетел в заросли. Кел вскочил на ноги и напрягся, но, поняв, что хозяйка спокойна, просто обошел лежащего чернорясого.
Меркий не вставал, а тихо плакал и чего-то ждал.
Ан подошла к лежащему монаху и присела рядом. Может и правда добить? Он должен был умереть ещё неделю назад. Зажился. Но ей не хотелось убивать. Просто не хотелось. Не святошу, нет. Никого. Она напоминала сама себе сытого кота, которого пытаются ещё раз накормить. Просто не хочется есть. И двигаться тоже не хочется. Пусть его, пусть живёт, пока чудовище сытое и похоже на человека.
Сказать ему что-нибудь? А что? Рассказать о том, что ему не о чем беспокоиться? Что Разрушители будут спать дальше. Или предложить заодно освободить Благословенных? Нет, она не собиралась их освобождать, только не Совершенного. Но предложить… И рассказать ему всё, что произошло с их миром на самом деле. Что нет никаких божественных сил, что нет никаких плохих и хороший, ничего нет? И его глупая вера тоже ничего не значит? Долго. Она не сможет столько говорить. К тому же эти воспоминания неприятны ей самой. Она долго загоняла их внутрь себя, а дорогая сестра слишком резко и больно выдернула их наружу. Нет, рассказывать о прошлом на точно не будет.
Тогда что делать? Просто уйти?