Никита и Микитка

— А вы чего раскричались: ты, благоумный отроче, и ты, слезоточивый младенец! Вы оба хотите вашего мастера поучать? Будете сами сечены и розгой и бичом. Раны, мною нанесенные, добро детям приносят и не мерзостны, а сладостны, кротости и мудрости вас научая. Вставай, блеющий козел, и передохни.

Микитка слез со скамьи и уткнулся в угол около печки.

Кузьма Демьяныч провозгласил:

— Теперь свершите перед святыми образами молитву и ступайте обедать. Да остерегайтесь дома рассказывать, что здесь видели и слышали. Словесного сору из избы не выносите, иначе все на школьном козле полежите. После обеда, как старые люди учили, часок подремлите, а затем приходите сюда опять. Учиться будем до вечера.

Ребята разыскали свои шапки и, радостные, хотели гурьбой выбежать из избы, но мастер стал в дверях и по одному их выпускал, наставляя:

— Поклонитесь в пояс, прощенье от мастера получив. Из школы выходя, тихо и благоискусно двери за собою затворяйте и в благонравии шагайте!

МИКИТКУ ПОСЫЛАЮТ К КНИГОПЕЧАТНИКУ

Прошел месяц, другой, миновали февральские морозы, в марте стало сильнее припекать солнце, растаяли лужи и потекли ручейки; ночью же морозы снова затягивали все льдом. Стали москвичи лед колоть на реке и набивать им погреба, а со всех дворов на Москву-реку вывозить мусор, навоз и всякую заваль: все нечистое весенним ледоходом вынесется далеко от столицы.

Микитка по-прежнему ходил в школу к мастеру, был там на побегушках, но на школьном «козле» учитель драл уже не только его, а поочередно всех мальчиков и применял для наказания и плеть, и розгу, и трость. Микитка обычно сидел на скамье близ печи, внимательно слушал учителя, про себя повторял то, что громко выкрикивали другие ребята; чертил угольком где попало буквицы, составляя из них слова.

В свободное от школы время Микитка играл во дворе с боярскими ребятами, но был для них ярыжкой: они с ледяной горы катались на салазках, а он им салазки наверх таскал; они из луков в чучело войлочного немчина стреляли, а Микитка им стрелы собирал и подносил.

Однажды по двору проходил Борис Федорович, а около него, на полшага поотстав, шагал Филатыч и упрашивал пожалеть Микитку: «Каждый раз его мастер без вины порет!»

— Микитка, поди-ка сюда! — крикнул Филатыч.

Микитка, с шапкой в руке, подбежал, испуганный, красный, и поклонился в пояс.

— Ты тоже к мастеру ходишь? — спросил Борис Федорович, всматриваясь в него черными пытливыми глазами.

— Вместе с князинькой хожу. Избу веничком подметаю, воду из кадки выливаю и приношу из колодца свежую.

— А ты сам чему-нибудь научился?

— Буквицы выучил и молитвы «перед ученьем» и «после ученья».

— А ну-ка, скажи мне подряд всю азбуку.

Микитка, робея, стал говорить:

— Аз, буки, веди, глаголь, добро, есть… — и так досказал до конца.

— А начертать буквицы умеешь?

— Могу, — ответил Микитка и, подняв ветку, написал на снегу: «Баран бодает», «Галка черная».

— Ты, я вижу, молодец! — похвалил Борис Федорович. — Сегодня же ты, Филатыч, отведи этого паренька в Китай-город. Спроси там государев Печатный двор. На этом дворе ты найдешь печатника дьякона Ивана Федорова. Скажешь ему, что мальчика я прислал. Ступайте оба немешкотно!

Микитка съежился, посматривая испуганными глазами, и думал: «Печатный двор? Это, поди, будет еще хуже, чем школьный козел. Здесь, в школе, просто плетью драли, а там, верно, будут припечатывать горячим железом».

Филатыч с Микиткой отправились искать Печатный двор. Когда вышли из ворот боярской ограды, Микитка оглянулся. Много месяцев он пробыл в этом боярском доме. Его никуда не выпускали, думая, что он сбежит, и так и прозвали «Микитка-бегунок».

— Чего остановился? Али о школьном козле стосковался? Иди, не отставай! — сказал Филатыч и взял Микитку за руку.

В этот день было по-весеннему тепло. Филатыч решил показать Микитке, откуда подают воду в Кремль.

Узкие улицы были залиты жидкой грязью, повсюду виднелись широкие лужи. Прохожие, теснясь, пробирались по дощатым мосткам или, подобрав полы одежды, шагали прямо по лужам.

Сперва Филатыч с Микиткой спустились к Москве-реке. Лед высоко поднялся и растрескался, повсюду появились темные полыньи.

— Ишь ты, как красавица река надулась! — сказал Филатыч. — Осерчала, того и гляди, ледоход начнется.

Все балаганы и торговые лотки на площади были уже убраны.

На льду громоздились кучи снега, груды брошенных старых, гнилых досок и всякого мусора, вывезенного со дворов.

Филатыч прошел по берегу до деревянной башни, которая поднималась выше кремлевской стены. Башня имела три огромных колеса, утвержденных на железных скрепах. Каждое колесо вертели колодники в отрепьях, скованные цепями. Первое, нижнее колесо захватывало из реки воду с помощью деревянных черпаков и поднимало эту воду на площадку, где вода выливалась в большую кадку. Отсюда второе колесо черпало эту воду, поднимало на вторую площадку и выливало в другую кадку, и, наконец, третье колесо поднимало воду на верх башни, откуда она по желобам и деревянным трубам переливалась в водохранилище кремлевского дворца.