Никита Хрущев. Рождение сверхдержавы

На Западе ноты восприняли как ультиматум. Собственно, так оно и было. Начался отсчет времени. Наступил так называемый первый Берлинский кризис.

Я считал, что американцы никогда не примут предложенные условия. И что тогда? Отец посмеялся над моими страхами. Сказал, что из-за Берлина никто войны не затеет. С другой стороны, пора определиться, зафиксировать сложившуюся после войны расстановку сил. По его мнению, Западу нечего цепляться за Берлин. Он органически относится к восточной группировке независимо от того, сохранятся в нем капиталистические порядки или возникнет новый социалистический уклад. Сделать выбор он предоставлял жителям города.

Я добивался определенности, что же мы будем делать после 27 мая следующего года, если наши предложении отвергнут, а срок ультиматума истечет? Отец не имел однозначного ответа. Он намеревался действовать по обстоятельствам, в зависимости от реакции своих партнеров. Он надеялся как следует припугнуть их, вырвать согласие сесть за стол переговоров, а там посмотрим.

Отец сказал, что если не назначить конечной даты, то обмен нотами, посланиями, обращениями и заявлениями продлится до бесконечности. Срок побуждает к действию обе стороны, заставит искать компромисс.

— А если он не найдется? — настаивал я.

— Тогда поищем иной выход, всегда что-нибудь отыщется, — с недовольными нотками в голосе ответил отец.

Я остался неудовлетворенным. Его разъяснения меня даже несколько напугали. Если мы не выполним своих обещаний или угроз, — слова заявления можно трактовать по-разному, — то нас перестанут серьезно воспринимать. Если проявим настойчивость, то развитие событий грозило непредсказуемыми последствиями. Я гнал от себя слово «война».

Отец оказался прав. Его ультиматум заставил действовать. Мир зашевелился. В американском конгрессе раздались требования привести армию в боевую готовность. В Европе началось перемещение воинских частей. В начале января 1959 года в Москве опубликовали проект мирного договора с Германией. Так отец продемонстрировал серьезность своих намерений. Одновременно Соединенным Штатам направили ноту. В ней утверждалось, что Потсдамские соглашения по Берлину носят временный характер. После окончания войны минуло почти полтора десятилетия, в мире сложились новые условия, и мы не можем их игнорировать.

Отец все усиливал давление на Запад. Заставлял гадать, что же произойдет по истечении шести месяцев. Сам он пока не мог ответить на этот вопрос. Вернее, он понимал: если американцы не отступят, не согласятся, отступать придется ему. Не воевать же на самом деле?

Отец предусмотрительно проявлял осторожность. Не только не велись приготовления к возможному столкновению, но на сей раз отец предпочел воздержаться от своего излюбленного трюка — демонстрации силы. Германия не Средний Восток.

А что прибавилось в наших арсеналах? Имелась ли у отца реальная возможность и хотя бы перспектива пригрозить Вашингтону? Нет. К началу 1959 года в ракетно-ядерном пасьянсе изменений не произошло. Да, мы вывели на орбиту три спутника, один тяжелее другого. Да, мы поднапряглись и запустили в сторону Луны зонд с вымпелами на борту. Однако испытаниям боевой «семерки» конца не виделось.

Пуски Р-12 закончились в декабре. Отец получил победные реляции от Янгеля и председателя комиссии генерал-майора Семенова, но до того, как ракета обретет реальную силу оружия, еще предстояло освоить серийное производство и оборудовать старты. В основной расклад Р-12 вообще не вносили особых изменений, их применение ограничивалось Европой. Азиатские границы в те годы не рассматривались как регион для первоочередного размещения ракетного вооружения.

Так что реально в руках отец имел все ту же «пятерку», которой он уже грозил два года назад в дни Суэцкого кризиса.

Что знали в Вашингтоне о наших возможностях? Трудно сказать. Отец считал, что им известно очень немного. Я и сейчас склонен с ним согласиться. Думаю, на Западе сильно преувеличивают осведомленность американцев, достигнутую с помощью полетов У-2. С другой стороны, исходя просто из логических посылок, невозможно предположить, что через год после первого удачного запуска межконтинентальной ракеты развернуты сколько-нибудь значительные силы. Правда, угроза и одной-единственной боеголовкой заставляла задуматься.

В этот решительный момент оба лидера, отец и президент Дуайт Эйзенхауэр, старались уберечься от ложного шага, действовали с предельной осторожностью.

На предложение военных демонстративно сосредоточить несколько дивизий вокруг Берлина отец ответил категорическим «нет». Это могло спровоцировать американцев. Президент не дал испрашиваемого ЦРУ разрешения на полеты У-2. Такой шаг в момент кризиса он посчитал провокацией, прокладывающей прямой путь к войне.