Не забывал он помянуть и разведку, подрывную деятельность, пропаганду, но, громко протестуя, отец относился ко всему этому букету как к неизбежному злу.
Поэтому категорическое «нет», полученное в ответ на, казалось бы, учитывающие безопасность обеих сторон предложения, не только огорчило, но и насторожило его.
Запад стоял твердо: если СССР не соглашается с сохранением оккупационного статуса в Берлине, они не желают даже рассматривать вопрос о проведении совещания в верхах.
В этот момент совещание министров иностранных дел, едва начавшись, прервалось. Пришло печальное известие: 24 мая умер Джон Фостер Даллес. Как раз накануне срока истечения ультиматума. Главы западных делегаций засобирались в Вашингтон на похороны своего коллеги.
Громыко прислал в Москву телеграмму, запрашивал инструкции. Сам он выражал сомнение в целесообразности направления представителей высокого ранга на похороны ярого нашего врага. Предлагал обойтись присутствием советского посла. Отец просто взорвался. Не знаю, что он говорил в Кремле, но дома, не остыв, продолжал возмущаться, как можно действовать столь формально?
Отец сокрушался: дипломат обязан использовать любые возможности для установления контактов, укрепления связей. Но и это далеко не главное: нетрудно предсказать оценку нашего участия или неучастия в похоронах. В первом случае мы демонстрируем лояльность, а в противном что? Отец считал — глупость.
— Да и вообще, как бы это все выглядело! — кипятился он. — Все поехали в Вашингтон, а наш министр остается гулять по Женеве? Просто курам на смех.
За последним аргументом отца стояли и чисто человеческие чувства: столько лет мы проработали с Даллесом, а теперь не почтим его память? Да, он враг. Но это его классовая и государственная позиция. Другой он занимать не мог.
Громыко ушла шифровка, предписывающая принять участие в траурной церемонии и выразить самые искренние соболезнования.
Так истек срок ультиматума. 27 мая миновало, и ничто в мире не изменилось. Американские конвои двигались через территорию ГДР, как и раньше, беспрепятственно.
В начале июня 1959 года Вальтер Ульбрихт и Отто Гротеволь прилетели в Москву. Отец решил предпринять еще одну попытку выработать предложения, приемлемые для всех. 10 июня наша сторона обнародовала четыре пункта, в принципе не ущемлявшие права союзников. Отец соглашался подтвердить право пребывания западных войск в Берлине. Они и так там находились и уходить не собирались. При этом он предлагал нашим партнерам по переговорам взять на себя обязательства, облегчающие существование Западного Берлина внутри ГДР, закладывающие основу добрососедства. В совместных с ГДР предложениях предусматривалось прекращение враждебной пропаганды. Правда, не существовало четкого определения враждебной пропаганды. Каждый вкладывал в нее свой смысл. Поэтому на деле мы требовали прекращения вообще всякого вещания.
Два других условия представлялись, на мой взгляд, полегче: прекращение с территории Западного Берлина разведывательной и подрывной деятельности, а также обязательство не размещать там атомное и ракетное оружие.
В ответ прозвучало категоричное «нет». Совещание зашло в тупик. В Женеве объявили перерыв на летние каникулы до 13 июля.
Отец считал: пока ничего не потеряно. Он продолжал демонстрировать лояльность. 24 июня, уже после того, как министры разъехались из Женевы, он тепло принял американского политика и бизнесмена, бывшего посла в Москве Аверелла Гарримана. Не просто принял, а пригласил его на дачу. Правда, не к себе, а на специальную, гостевую. Они вместе провели почти целый день, гуляли, обедали и говорили, говорили. Хозяин поставил себе целью убедить гостя в своем искреннем стремлении к миру, мирному сосуществованию. Устраивающую их экономическую систему пусть выбирают сами народы, в этом они разберутся без переводчиков. Конечно, отец не мог не подчеркнуть свою уверенность в победе социализма.
По московскому телевидению 4 июля в день национального праздника выступил посол США Л. Томпсон. Через три дня отец принял группу американских губернаторов. Фрол Романович Козлов отправился в поездку по США. За этот год он стал вторым членом Президиума ЦК, посетившим далекую Америку.
Отец считал: дела лучше слов. Надо не обмениваться угрозами по радио и в газетах, а общаться лично. Казалось, его активность начинала приносить плоды.
Позволю себе вернуться немного назад, к первомайскому параду. В тот день по Красной площади проехали два мощных ЗИС-овских грузовика с огромными зелеными цилиндрами: новые советские крылатые ракеты наземного базирования. Спроектировали их в конструкторском бюро под руководством Челомея. К празднику изготовили всего два экземпляра. Они предназначались для испытаний, но в те годы каждому конструктору хотелось блеснуть, пусть и анонимно, показаться на публике. Владимира Николаевича поддержал Гречко. Ему, как главнокомандующему сухопутными войсками, тоже казалось совсем не лишним продемонстрировать что-нибудь новенькое.