Никита Хрущев. Рождение сверхдержавы

А пока Москва ожидала важного американского гостя. Тоже впервые после войны на открытие американской выставки прибывал вице-президент США Ричард Никсон. Отец придавал выставке США в Сокольниках исключительное значение. И не он один, выставка стала событием. Впервые, я снова повторяю это слово, американцам позволили без посредников обратиться к москвичам. Правда, не без опаски, но отец пренебрег предупреждениями идеологов о возможности проникновения к нам буржуазной заразы.

Мы совершенно не знали друг друга. Ошибались на каждом шагу. Ведь взаимопостижение происходит только в общении, а у нас выпали полтора послевоенных десятилетия.

В качестве примера приведу свою версию рассказа о нашумевшем первом утре американского вице-президента в Москве. Никсон проснулся рано. Перелет через восемь часовых поясов ни для кого не проходит бесследно, наше утро представлялось американскому организму вчерашним вечером.

Гость выразил желание познакомиться с простыми русскими людьми, не работниками Министерства иностранных дел и сотрудниками спецслужб. Проведшие годы в Москве работники посольства США в Москве порекомендовали съездить на рынок. Это единственное место, где в этой стране допускается частное предпринимательство.

Двинулись туда к открытию, к семи утра. Хозяевам о маршруте сообщили только в момент размещения в машинах. Выбрали почему-то Даниловский рынок. Тогда его торговые ряды, огороженные потемневшим от времени дощатым забором, растягивались под открытым небом почти на километр.

Посещение рынка не предусматривалось официальной программой, никаких предварительных мероприятий там, естественно, не проводилось. Вокруг прогуливавшегося между прилавками Ричарда Никсона суетились лишь несколько советских и американских охранников. Постепенно начали собираться любопытные. На прощание Никсон решил пообщаться с простым русским. Он любил и умел завязывать непринужденные беседы с первым встречным. Выбрав одетого в спецодежду мужчину, гость решительно направился к нему и, протянув руку, представился. Переводчик из посольства тут же перевел. Говорил он с заметным иностранным акцентом, в те годы далеко не лучшая рекомендация.

Русский оказался весовщиком рынка по фамилии Смахтин. Он готовился к приему товара и не помышлял ни о вице-президенте США, ни вообще об Америке. Как и все советские люди, он твердо знал, что с иностранцами лучше дела не иметь, сделать вид, что занят, и отойти. Сейчас такой прием не годился, вокруг сомкнулась плотная толпа, какой-то человек, по всему видно, наш, «оттуда», энергично подталкивал Смахтина к гостю и что-то неразборчиво то ли шептал, то ли шипел. Раз уж не удалось улизнуть, следовало высоко нести честь советского гражданина, показать иностранцам, что у нас есть все, нас ничем не удивишь. Смахтин приготовился дать достойный отпор американцу. Ведь за каждое слово потом придется нести ответ.

Первые вопросы гостя оказались нетрудными: как зовут, чем занимается, есть ли семья? Дальше пошло сложнее, но он достойно ответил, что квартира его устраивает, заработок отличный, жизнью своей он доволен. Стоявший рядом человек, тот, что подталкивал к иностранцу, еле заметно одобрительно кивал головой.

На вопрос, знает ли он об открывающейся американской выставке и намеревается ли ее посетить, Смахтин не знал, как надо отвечать. Сказать, не знаю, — обидишь высокого гостя, проявишь неуважение: все знают, а он — нет. Сказать, что собрался в Сокольники, — как бы «свои» не заподозрили в преклонении перед Западом, и вообще, чего он там не видел? Ответ вышел компромиссным: о выставке он осведомлен, но идти туда не собирается, не смог достать билета.

Тут взаимопонимание прервалось, две цивилизации разомкнулись. В Америке не существует понятия «достать», а значит, и слова такого нет. Поэтому переводчик перевел «достать» как «купить», а гость сделал вывод, что его собеседник — человек бедный, не может раскошелиться на билет. То, что весовщик на нашем рынке не может быть бедным, выходило за пределы доступного пониманию для заокеанских пришельцев.

Ричард Никсон решил сделать жест, не широкий, в пределах дозволенного американскими приличиями. В кармане у него лежали советские деньги, он слабо ориентировался в разноцветных бумажках. Сколько может стоить билет на выставку? Не долго думая, он вытянул самую большую сероватую банкноту в сто рублей (10 рублей после реформы 1961 года) и протянул ее Смахтину. Переводчик торопливо объяснял, что вице-президент просит принять деньги и приобрести на них билет для посещения выставки.

— При чем тут деньги, если билет не достать? — теперь уже Смахтин не понимал гостя.

Смахтин оценил предлагаемую ему сотню как политическую провокацию. Приняв ее, он станет прислужником американского империализма. Или наймитом, раз взял? Следовало опять дать достойный ответ.

А Ричард Никсон все держал банкноту в протянутой руке. Смахтин твердым жестом отстранил руку вице-президента США и отпарировал, что советские люди в подачках не нуждаются, все, что им нужно, они в состоянии купить на свои, заработанные деньги.