Никита Хрущев. Рождение сверхдержавы

Ил-28 и катера в операции играли вспомогательную роль. Все, что они могли, — задержать высадку. Затем их и привезли. Раз высадки десанта не будет, то останутся они или нет, существенной роли не играет. Он не считал устаревшие самолеты и катера наступательным оружием, тем более способным угрожать США.

Тем не менее спор возник немалый. В переписке между Москвой и Вашингтоном вновь возникли угрожающие нотки. Американцы даже намекали на возможность атаки аэродромов, где собирали Ил-28. Отец попал между двух огней: ему очень не хотелось еще больше обижать Кастро, а с другой стороны, ради устаревших бомбардировщиков не стоило дразнить американцев, расшатывать восстанавливающиеся контакты, доверие.

Президент Кеннеди усиливал давление. Отец не считал, что он действительно готов реализовать свои угрозы, нарушить слово и напасть на Кубу. Нет. Отец сохранял спокойствие, но снова именно ему требовалось искать выход.

Я спросил того же Раймонда Гартоффа, почему разгорелся такой сыр-бор вокруг Ил-28? С военной точки зрения самолеты не представляли реальной силы.

Мой собеседник согласился, угрозу бомбардировки никто в Пентагоне всерьез не рассматривал. Ими двигали соображения престижа, кроме того, они опасались, что Кастро воспользуется реактивными бомбардировщиками как инструментом расширения своего влияния в Латинской Америке, экспорта революции. Они хорошо изучили характер своих соседей, логику их поступков. Они знали, что можно ожидать от Кастро так же, как Кастро легко прогнозировал их собственное поведение.

Отец попытался поторговаться, предложил обмен бомбардировщиков на вывод американских войск из Гуантанамо. По его мнению, стратегическое значение этой военно-морской базы в современных условиях стало не большим, чем Ил-28. Трудно сказать, насколько всерьез он рассчитывал добиться успеха. Когда я его спросил об этом, он только усмехнулся: «Конечно, база американцам не нужна, но она очень удобна для давления на кубинцев». Где-то в глубине души отец, возможно, рассчитывал на новые отношения с Кеннеди, но просчитался.

Главной его целью при постановке вопроса о Гуантанамо являлась демонстративная поддержка пяти пунктов Кастро. Даже если ничего не получится…

Белый дом не собирался идти на уступки. Гуантанамо действительно потеряла свою роль, но не в глазах общественности, которая расценила бы ее эвакуацию как серьезную уступку президента. Отцу пришлось отказаться от своей идеи. Переговоры тянулись весь ноябрь.

В результате многодневной нервотрепки вопрос о ракетных катерах отпал.

После шока, вызванного известием о выводе ракет, Фидель впервые встретился с советским послом 1 ноября. На следующий день предстоял прилет Микояна. В тот же день Кастро в телевизионном выступлении публично выразил благодарность нашей стране за поддержку в тяжелый час. «Нужно особенно напомнить о том, что во все трудные моменты, — говорил Фидель, — когда мы встречались с американской агрессией… мы всегда опирались на дружескую руку Советского Союза. За это мы благодарны ему и об этом должны всегда говорить во весь голос.

Советские люди, которых мы видим здесь… сделали для нас очень много. Кроме того, советские военные специалисты, которые были готовы умереть вместе с нами, очень много сделали в обучении и подготовке наших вооруженных сил».

Выдержки из выступления Кастро опубликовали в советских газетах. Отец расценил его как добрый знак: кубинский лидер начал осознавать, кто его истинные друзья, рисковавшие из-за народа, населяющего далекий остров, не только своим благополучием, но и жизнями.

Тем не менее 2 ноября Микояна в Гаване ожидал более чем прохладный прием. Выдерживался обусловленный протоколом ритуал встречи, говорились правильные и хорошие слова, но между хозяевами и гостем как бы выросла холодная прозрачная стена. Микоян расстроился. Во имя неприкосновенности Кубы мы пошли на конфликт с США, в результате мир оказался на грани ядерного уничтожения. Теперь нам демонстрируют свою неприязнь с обеих сторон: и американцы, и Фидель.

На первой встрече, состоявшейся в особняке кубинского правительства, где поселили Анастаса Ивановича, ощущение дискомфорта только усилилось. Казалось, Фидель Кастро с трудом сдерживает себя, чтобы не наговорить резкостей. Микоян как-то сник.

Вечером Анастас Иванович пригласил к себе Плиева и других генералов. Начался демонтаж стартовых позиций, предстояла эвакуация, и, хотя всем этим руководили из Москвы из Министерства обороны, Микоян хотел узнать подробности. Иначе как вести переговоры?

Следующий день начался столь же хмуро. На квартире Фиделя собрались к 9 утра. Состав более чем узкий: с советской стороны, кроме Микояна, переводчик и Алексеев. Фидель вообще появился в одиночестве. Так, он считал, легче высказаться начистоту. Микоян понимал, как складывается обстановка, и приготовился, отстаивая точку зрения Москвы, не дать кораблю напороться на рифы.