Никита Хрущев. Рождение сверхдержавы

— Юрий Борисович, пожалуйста, помягче. Ведь речь идет не о войне — о мире.

Левитан согласно кивнул.

И вот после привычно торжественного: «Говорит Москва» — в эфир полетели слова, разрешающие кризис, Карибский, как говорят у нас, или Кубинский, как принято называть у них. Разум восторжествовал. На сей раз времени хватило.

Так закончился самый опасный из серии кризисов, нараставших один за другим в течение последних лет. Закончился, к счастью, миром.

Он вызвал много разговоров, толков, домыслов. В приведенном выше рассказе я опирался на свидетельства очевидцев, перерастающие в легенды. Сейчас трудно отделить одно от другого: одни придумывают невероятные подробности, подтверждающие их сопричастность к большой политике, другим по истечении десятилетий просто отказывает память.

Не столь важно, если кое-что и приукрашено, мы можем сказать одно: благодаря государственной мудрости, проявленной обеими сторонами, нам удалось уцелеть. А ведь мог кто-то ошибиться, или просто не хватило бы времени.

Застревал ли лифт в здании Московского радио, или это плод фантазии? Кто знает?… Эту историю рассказал маститый советский журналист Мэлор Стуруа на Московской встрече представителей Соединенных Штатов Америки, Республики Куба и Советского Союза, собравшихся в январе 1989 года для обсуждения вопросов, волновавших нас в 1962 году. Там припоминали и более невероятные случаи.

Ученые Гарвардского и Браунского университетов в Соединенных Штатах Америки и Академии наук в нашей стране не один год занимаются изучением причин, ходом развития и разрешения Карибского кризиса. Работа оказалась непростой: мало отделить правду от выдумки, мало понять, почему возник кризис, надо найти лекарство от этой болезни, грозящей смертью всем.

Кризисы начались задолго до того, как отец пришел в большую политику, и не закончились с его уходом в отставку. Это процесс, характерный для нашей эпохи и не зависящий от воли отдельного индивидуума. Однако на эпоху Хрущева пришелся его пик. Поэтому события тех лет представляют особый интерес. Поняв, что происходило тогда, мы сможем сделать выводы, важные и для сегодняшнего дня. Ведь тот, кто владеет прошлым, владеет будущим.

На те годы пришлась и так называемая ракетная гонка. Из жертвы, окруженной авиационными базами «вероятного противника», наша страна постепенно превращалась в партнера, с которым нельзя не считаться.

Мне пришлось наблюдать моего отца в разных ситуациях. Конечно я не знаю всего, но мне хочется поделиться тем, что я видел и слышал сам.

Если в международных делах я был свидетелем лишь некоторых, пусть крайне интересных эпизодов, то в становлении производства наших ударных ракет я принимал прямое участие. Десять лет мне довелось проработать в одном из конструкторских бюро. В отличие от политических решений, происходившее там представало передо мной в двух ракурсах: сверху — как бы глазами отца и снизу — собственным взором.

Глава первая Старт

До 1953 года отец не имел прямого отношения ни к внешнеполитическим, ни к оборонным делам. Сменив в 1944 году генеральскую шинель на более привычный штатский костюм, он, вернувшись в Киев, занялся восстановлением шахт и заводов. Его значительно больше волновало состояние посевов сахарной свеклы, чем проблемы создания новых танков и самолетов. Постоянные неурядицы во время уборки урожая значили для него много больше столкновений вокруг Берлина. Мои слова, конечно, нельзя понимать буквально. Не только как член Политбюро ЦК, но и как просто политически развитый человек он не мог не интересоваться событиями, происходившими в мире. Но эти проблемы не входили в круг его непосредственных обязанностей, за них отвечали другие: Берия — за атомные дела, самолеты и ракеты, Маленков — за радиолокацию. В задачу отца входило обеспечить страну хлебом, углем, сталью.

Да и отдаление от центра играло свою роль. В столице, под боком у Сталина, члены высшего руководства практически не принадлежали себе. Здесь отец, сохраняя относительную свободу, сам «сидел на хозяйстве». Конечно, «органы» следили за каждым его шагом, но с их украинским шефом Иваном Александровичем Серовым и его преемниками у отца установились хорошие, я бы сказал, доверительные отношения. Подлостей с их стороны ожидать не приходилось.

Киевский период нашей жизни, особенно довоенный, мне, естественно, запомнился слабо. Так, детское ощущение солнца, тепла, света…

Отца, неожиданно для него самого, «перебросили» из Московского партийного комитета в Украинский ЦК. Он сменил Станислава Косиора. Тогда такие резкие повороты считались в порядке вещей. Ехали мы в Киев из Москвы поездом. До войны он шел около суток. Весь день помощник отца Павел Никитич Тапочка рассказывал мне сказку, страшноватую и бесконечную. Так и осталось у меня от этого переезда ощущение сладкого замирания и любопытного ожидания, что же произойдет дальше.

Дело было в самом начале 1938 года, может зимой или ранней весной. В тот год страшные сказки никак не могли соперничать с жизнью.